Сердце рода. Павел Вяч

стальные големы, швыряющиеся магией, и жаркий песок Пустыни…

      Неприятное лицо жирного торговца, запах крови и моральная тяжесть вынужденного убийства…

      Накатывающаяся волна то ли демонов, то ли конструктов, и удивительная смесь страха смерти и чувства единения…

      Вспышка портала, родная койка, уроки, стела и…

      А вот дальше я вспомнить не мог.

      К тому же меня постоянно отвлекали.

      Сознание, витающее в кромешной темноте и отыскивающее светящиеся крупицы воспоминаний, постоянно «включалось» от посторонних звуков.

      Началось всё с того, что надо мной сопел какой-то здоровяк, чья правая ладонь по сравнению с левой была неестественно бледной:

      – Ты это, Мих, держись. Иван в себя вчера пришёл. Ненадолго, правда… Ну, он типа всё рассказал, как было…

      Мирон.

      Точно, его зовут Мирон.

      Радовало, что каждая вспомненная мозаика не растворялась в бездонном омуте памяти, а вставала на своё место.

      – Т-ты д-держись, М-Михаил. М-мы все в-в-в тебя в-верим!

      Этого хлюпика звали Славик, и от него так и несло чувством вины.

      Понять бы ещё, с чего это?

      Фил.

      Это был Фил.

      Точно, у нас же пятёрка! А Рома Дубровский так и лежит в коме после поглощения Накопителя?

      Подходили и другие одноклассники.

      Валерон Воронцов попытался тайком влить в меня какое-то зелье, после чего был с позором изгнан из лазарета доктором.

      Безухов молча постоял, повздыхал и ушёл, оставив после себя ароматную булочку.

      Горчаков молча смотрел, и его присутствие каким-то образом помогало мне уцепиться за эту реальность.

      Он просто стоял у кровати и смотрел мне в глаза, а я, казалось, черпаю из него Внутреннюю силу, Волю к победе и жгучее Любопытство.

      А ещё от Горчакова так и фонило злостью и решимостью найти тех, кто похищает его одноклассников и… друзей?