Развели приличный костер, поварские обязанности Комод взял на себя и старательно поворачивал жарево над невысоким прозрачным пламенем. Большая дорога, оказалось, пролегала не так уж далеко – мы из своего расположения ее не видели, но отчетливо расслышали шум машин, громыхание танков, шум конского обоза. С некоторых пор звуки эти раздавались едва ли не непрерывно – легко можно было догадаться, что идут немаленькие колонны. Один раз донесся треск мотоциклов – опять-таки, судя по затянувшемуся надолго тарахтенью, проходило немалое количество.
– Немцы, – уверенно сказал Комод, медленно поворачивая уже зашкворчавшую гусятину.
– А может, наши, – возразил я без особой убежденности.
– Наши танки лязгают иначе, – сказал Комод. – И машины фырчат иначе. За неделю наслушались… Точно немцы. Дорога идет аккурат на восход, вот они и катят…
Сам я думал в точности так же – не наши танки едут и не наши машины, – но промолчал. И так было тошно. От гуся уже тянуло аппетитными запахами, но нужно было выдержать еще немного, чтобы не лопать полусырое, – уж настолько-то мы пока что не одичали…
Когда гусю оставалось совсем немного, я почувствовал позывы в животе – вполне возможно, после голодовки сало с луком дали о себе знать. Я отошел метров на пятнадцать в лес и устроился в зарослях изрядно вымахавших диких лопухов, крайне подходящих с практической точки зрения.
Пронести, слава богу, не пронесло, но тянулось долго. Еще издали, возвращаясь к костру, я увидел, что спутники мои оживленно беседуют. Именно что увидел, а не услышал, – они прямо-таки шептались, сблизив непокрытые головы. И когда у меня хрустнула под сапогом сухая ветка – я и не крался, шел нормально, – оба друг от друга отшатнулись, замолчали.
Что-то это мне не понравилось, но я не показал виду, сел на прежнее место – но ухо держал востро. Такие вот шепотки, учитывая окружающую обстановку, могли обернуться чем угодно. Перед полуднем, когда я часа два прошагал с «командой» майора, вдруг четверо солдат опрометью кинулись в лес, в том месте особенно густой. Вмиг исчезли с глаз. Майор сделал единственное, что мог, – запустил им вдогонку матерную тираду, а потом сказал:
– То-то ночью на привале долго шушукались… Хохлы западные, мать их так…
Вот и гусь, пожалуй что, готов. Соли нет, ну да в нашем положении не до капризов. Комод снял прут с аппетитно пахнущей жарехой с изрядно прогоревшего костра, положил его на заранее приготовленную кучу лопухов. А потом вдруг подобрал с травы карабин и целеустремленно, с видом человека, знающего, что он делает, направился прочь от костра. Я ничего не успел сказать – он остановился метрах в пяти,