Этот разговор был необычным для нас, и я смутилась. Пожала плечами, застенчиво пряча глаза, чувствуя вдруг, как заливаюсь румянцем.
– Бабушка, перестань. Я ему даже не нравлюсь. Мы почти не разговариваем, у Стаса в школе свои друзья. Если честно, он мне не очень рад, но я не обижаюсь.
– А и правильно! И не надо! У тебя Егорка есть. Хороший парень растет! Вот вернемся в город, расскажешь ему, как ты здесь жила-была и что видела. Соскучилась, наверно, по Егору-то?
– Очень! – это была правда, и я широко улыбнулась, вспомнив симпатичное голубоглазое лицо своего соседа и товарища по детским играм. Тощую, нескладную фигуру, смешливые губы и торчащие светлым ежиком волосы. – Еще как соскучилась!
Бабушка вдруг погрустнела. Иногда на нее накатывала минутная хандра, и я покрепче сжала теплые сухие пальцы, не желая ее ничем расстроить.
– Ну чего ты, ба? Ведь все хорошо! Я здесь, с тобой, и папа обязательно к тебе придет, вот увидишь! Он просто сегодня не может!
– Да знаю я. Не о том грущу, Настенька. Вот смотрю на тебя, а вижу Анечку. Маленькой была похожа на мать, а теперь и вовсе одно лицо вы с ней. У Анечки были такие же живые глаза – большие, синие, лучистые. Вот как у тебя, внучка. И волосы необычной красоты. Мягкие, вьющиеся, спадающие к талии темно-русой волной, все мальчишки засматривались. Эх, зачем я позволила тебе их остричь? Вот дура старая.
– Ба, а расскажи о маме, я ее совсем не помню.
– Настенька, так ведь сколько рассказывала уже.
– Все равно. Еще раз расскажи! Я без нее так скучаю.
– Детка моя…
– Ну, пожалуйста! Вот как с папой познакомились, расскажи! Это правда, что они ходили в одну школу?
Конечно, я знала ответ. Но так хотелось услышать обо всем еще разок!
– Правда. И жили с нами по соседству в новом заводском доме. Точнее, переехали, когда Гришка в десятый класс перешел. Отец у Анечки был главным инженером завода, его к нам из столицы командировали, а мать – вроде как художница. Женщина молодая, видная и редкой красоты. Анечка говорила, что до замужества мама работала актрисой в каком-то драмтеатре, но я уже не помню подробностей. А вот пару эту примечательную помню и сыночка их старшего, Николая – дядю твоего, как сейчас вижу. Гордый был, с отцом работал. Не чета они были нам, а мы – не ровня им, потому и не знались.
Я в этом месте вздохнула, как вздыхала много раз прежде под рассказ бабушки, и она привычно погладила мое плечо.
– Как было, Настенька, так и говорю, из песни слов не выкинешь. Я-то Гришку своего сама воспитывала, без отца, в коммуналке, а тут семья с положением да с почетом. Одна Анечка у них тихоней была, уж и не знаю, в кого такой удалась. В общем, как увидел ее мой Гришка, так с ума и сошел. Тенью за ней ходил, под окнами дома торчал. И подойти не решался, и без нее не мог. Я все надеялась, что пройдет эта запойная любовь у него. Куда там! Дважды его, дурака, с крыши стаскивала. Первый раз, когда друг старшего брата Анечке предложение сделал, сразу после выпускного, а второй… А во второй раз таки спрыгнул. Хорошо, что балконные