–– Ну щ-щёво, лыбаки, хлюёт?
–– Чай, да-а, улов девать некуда! – прошептал Славка.
–– Вы щ-щёво моё мефто заняли? – раззадорился Балеля.
–– Тебе мест мало, что ли? Смари, вся Яма пустая.
–– Мефта полно, вы моё заняли. Я тут фигда ловлю.
–– Мы первые, так что к нам вставай или иди, ищи другое.
–– Щ-щёво толкафя-то! Одному мало. Пойду длугое найду.
Балеля прекрасно подходил под образ деревенского беспризорника, влезавшего во все зна… или незначимые события деревни. Белобрысый плюгавенький оболтус не выговаривал с половину букв алфавита, к чему и выговариваемыми не загромождал речь. Круг общения сорванца был свычен к шепелению звуков, сказанное понимали с полуслова. На тот момент Балеля был младший пацан в семье из семи детей: старшие три брата и столько же младших сестёр. Жизнь и постоянные гонения со стороны братьев учили его крутиться на грани иногда выживания, прихватывать по мелочам всё, что плохо лежит, правдиво врать и без последствий выворачиваться из нелепых ситуаций, в которые он постоянно попадал в силу неугомонности.
Его смекалке иногда можно было только завидовать, но много чаще она применялась отнюдь не в добрые дела…
Балеля присел у берёз в десятке метров от нас. Наконец, мы рассмотрели его рыболовные снасти. Удилище представляло собой длинный тонкий дубец, вместо лески грязная капроновая нить. За поплавок пробка от винной бутылки, грузилом служила мелкая железная гайка, крючка не было вовсе.
–– У ваф ефть запафной хлюфёк?
–– Откуда? Только на удочках, – пожадничали мы оба, потому как у каждого запасной крючок всегда был приколот на отвороте воротника. А он на рыбалку собрался и без крючка?!
–– Ну и не наду, без ваф обойдуфь!
Сорванец взглядом обшарил берег, вдалеке заметил пепелище давно умершего костра и с умным видом напропалую ринулся к нему. Пошвырялся в кострище несколько минут и прикончил томительные ожидания заинтересованных мальчишек старым заржавевшим гвоздём, убедительно повертев кривой