– Ну извини… сама виновата, что царапаешься, как глупая кошка?
– Па-ашёл ты!.. – прерывисто, пробормотала Таня.
Она разогнулась и ударила меня кулачком маленьким и острым. Ещё и ещё раз, по мере того, как дыхание возвращалось к ней, она дралась всё активнее.
– Господи, ты всё не уймёшься… – сказал и ударил её ладонью по лицу.
Она взвизгнула, прижав руки к лицу. В это время я поднялся на коленях, вытащил ремень из шлеек одним рывком и, сделав петлю, набросил на её запястья и привязал к модным золотым прутьям изголовья кровати.
– Ты… ты… – снова рванулась Таня.
– Я-я… успокойся, – сказал я, окончательно раздеваясь. – Сразу, наверное, так надо было.
– С-сволочь…
– Да ладно тебе… – усмехнулся я и заскользил ладонями по её длинными бёдрам, натянутых сейчас струной, поднял, наконец, рубашку выше, так, чтобы обнажилась грудь, жаль, что не могу стянуть её с её плеч, ведь руки её теперь заброшены за голову. Как приятно лежать кожей к коже, её кожа очень белая, нежная, нежнее и тоньше лепестков белых роз, а груди, немного растёкшиеся сейчас, оказывается, не так малы, как можно подумать, маленькие соски напряглись, и она будет говорить мне, что не хочет меня…
– Не смей, слышишь? Не смей… если ты… ты умрёшь!
– И кто меня убьёт? Ты? – тихо засмеялся я, я взял её лицо в ладонь, жаль, конечно, синяк надувается, но и я с ободранной мордой оказался. А теперь я держал её, чтобы она не могла увернуться от поцелуя.
Ох, наконец-то я забрался в её рот… нет, стоило получить ещё сорок раз в пах, чтобы всё же узнать, как это – целовать её. Она попыталась отодвинуться, выворачивая затылок, но я не позволил ей ускользнуть, как можно прервать такой поцелуй?
Она оказалась миниатюрной в своём тайном месте, даже странно, ребёнка родила, хотя кесарево, конечно, свежий шов поперёк живота над лоном, и всё же, почти как с девственницей с ней. Она вскрикнула, зажмурившись и краснея, я, к сожалению, кончил почти сразу, так сильно было моё возбуждение, так сильно, что я почти не испытал облегчения. И даже наслаждения.
Я соскользнул с неё, ослабил петлю, растягивая её, Таня прижала руки к груди, дрожа немного.
– Ну… что ты? – всё ещё задыхаясь, проговорил я, обнимая её.
– Дурак… к-конец… тебе… – проговорила она, попытавшись снять с себя мою руку, впрочем, довольно бессильно.
Я засмеялся беззвучно, и, чувствуя, что с этим смехом ко мне всё больше возвращаются силы. И желание. Поэтому я потянул её к себе. Она выставила локоть.
– Руки хоть… развяжи, – проговорила она.
Я стянул петлю с её рук, и она тут же замахнулась, чтобы ударить меня, но я перехватил их одной рукой.
– Хватит, – сказал я, поднося её запястья, которые я держал в одной руке к своим губам. – Чего теперь-то? А будешь дурковать, снова свяжу.
– Ну и… отпусти меня теперь-то, – в тон мне сказала Таня.
Я захохотал:
– Ты…