Арии не до них. Она едва удостаивает взглядом народ, ставший теперь её народом, которому она подарила свободу! Она, что поставила на карту свою жизнь ради их судеб, теперь трепещет за одну-единственную жизнь и судьбу.
– Лекаря государю! – требует царица, едва сходят на берег. – Самого лучшего! Немедля!
Глава шестая.
Рождённая для битвы
Прошёл день, и луна за полночь повернула, когда миновала опасность. Царь поправится. Раны его заживут, и всё, что нужно ему сейчас – покой. Лекарь дал последние наставления и ушёл, и подле ложа раненого государя осталась одна Ария. Поправила ему подушку в изголовье, сняла нагар с фитиля масляной лампы. Усталость с ног валила, и девушка положила голову на край его постели и уснула так, сидя на скамье рядом.
Феанор очнулся от грохота падающих камней. Трещали скалы, разламываясь на куски и ссыпаясь в море. Рушились городские стены, сползали в воду дома – то Посейдон карал дерзкий город, мстя за Дагона.
Царь вздрогнул, заметался на постели, хрипло застонал, приходя в себя, и открыл глаза. Он лежал в своей опочивальне, на мягкой постели, в чистой рубахе. Слабый треск слышался в комнате. Саднило разбитую голову, стянутую бинтами, и какое-то время муть висела перед глазами. Потом пелена рассеялась, и Феанор увидел чадивший на мраморной стене светильник. Обросший нагаром фитиль тихонько потрескивал, и этот звук послужил причиной болезных кошмаров государя.
Царь приподнялся и тут же со стоном упал обратно на постель. Ария – он сразу не увидел её, спящую рядом на скамье,– встрепенулась, подняла голову.
Простоволосая, как расплела мокрые косы, чтобы просушить, так и осталась неприбранной, не до того было; в домашнем свободном платье, застёгнутом в рукавах у локтя пряжками. Багровая опухшая полоса видна на шее – след щупальца Дагона. В глазах усталость, тревога.
– Очнулся… – она касается ладонью его горячего лба, хмурится. Не спал покуда жар.
– Ария, – отозвался Феанор, удивившись, как тихо звучит его голос.
– Выпей, государь, – она приподняла его за плечи одной рукой, другой поднесла к губам чашу с питьём, – лекарь велел, – сказала, – пей.
Царь не спорил, морщась, выпил горьковатое зелье, откинулся бессильно на подушки.
– Ария, – проговорил с трудом, – если мы с тобой живы, значит, Дагон…
– Мёртв, – закончила царица и тихо засмеялась, – валяется на берегу, а мальчишки тычут в него палками и бросают камни. Утром надо зарыть, пока не завонял. Город пирует. Всюду горят костры, льётся вино, песни и пляски… Они там все, как с ума посходили от радости. Чёрти чё там сейчас творится. Но ты не тревожься, – упредила готовый сорваться с уст Феанора вопрос, – там вельможи, солдаты блюдут порядок. Если сами не перепьются… Небось, до утра простоит город, коль столько стоял под данью Дагона? Сколько же вёсен длилось проклятие? – саму себя спросила она.
– Много, – прошептал Феанор, –