Шары блаженств из пены мыльной.
Бахвальство бредит откровеньем,
В чести минутной разбухая,
И совесть, ко всему глухая,
Не дарит ясности мгновенной.
Увижу вдруг святое мелким,
И даже откровенно чуждым.
И снова проморгаю чудо
В угоду этому похмелью.
Синева
Синева за окном, синева.
Синий снег под темнеющим небом.
Был ли там я? А может, и не был.
Может быть, это просто слова.
Может быть это просто мечта,
Боль о несостоявшейся встрече,
Боль о дне, обещавшем мне вечер?
Впрочем, всё – суета-маета.
Синева на душе, синева,
Обрамлённая небом и снегом,
И Венеры неяркая нежность,
И отчаянье, будто сновА.
И дымов, и столбов, и дорог,
С перестуком колёс подо мною,
Много этой промчало зимою,
Словно мыслей, рождённых не в срок.
Пролетело открытий и строк,
И плацкартных надуманных истин,
И невыплаканных сердцем исков,
Ледяных на перронах ветров.
Стала реже в душе синева,
Растворяясь – никчемная гордость –
В море слёз, в человеческом горе,
В бесполезных, ненужных правах.
Ку-ку (шуточное)
Воскресный лес.
Весна уже в разгаре.
Подкидыш кличет, словно на часах.
Я попросил его мне дать разгадку:
Когда же мой черёд – на небеса.
И, верите ли, так вдруг стало страшно:
В желудке пустота и холодок.
Мне показалось (что, пожалуй, странно),
Что я попал к циклопу на ладонь.
И жизни срок зависит от момента
Хлопка легчайшего ладони о ладонь…
Подкидыш мне своих «ку-ку» отмерил
Всего четыре – будь неладен он.
Потом, немного помолчав, добавил
Ещё тринадцать, редких и не в ритм.
Потом ещё.
И стало мне забавно:
Ведь так он пропоёт мне до зари.
За сотню счёт.
Плюс тридцать.
Вспомнил фразу,
Её озвучив: "Хватит за глаза".
Но те четыре самых первых раза
Кукуют в сердце, заглушить нельзя.
Осеннее настроение
Причудливый узор:
сквозь папоротник – тюль.
Рассвета нет ещё,
но чувствуется он.
Мой сон ушёл бродить -
где балом правит нуль,
Где мнится переход
из сумеречных зон.
Там я опустошён,
я – вакуум причин,
Я – мудрость бытия,
наивность чистоты.
Там от земных скорбей
моя душа кричит.
Там равен Богу я,
там снова с ним на "ты".
И