«Илья! Стой! Спускайся вниз, и только по лестнице! По лестнице! – неожиданно, – закричал и повторил так же громко, – вернувшийся из раздевалки за ним последним, – высокий и широкоплечий, (тридцатилетний), тренер по плаванию в спортивном красном костюме, – останавливая мой следующий, – первый шаг с десятиметрового трамплина в уже безлюдный бассейн.. – А в чём дело?» – продолжал вспоминать, Мельник, – «как он встревоженный спросил тогда, когда быстро спустился по лестнице с высокого трамплина. Мне мой тренер разрешил и вас предупредили! – Да не в этом дело, смотри! – показывая правой рукой на оголённые в конце и искрящиеся длинные, чёрные с (палец) провода на резиновом, сухом, коврике возле бассейна, – напуганный, коротковолосый и светловолосый тренер по плаванию, – продолжая объяснять мне кинул сверху на оголённые провода второй так – же сухой и резиновый коврик. – Какой – то псих протянул эти нарочно оголенные провода от открытого электрического шутка в коридоре вот за этой дверью, – и кинул их в бассейн, когда ты видимо стал подниматься по лестнице на трамплин. Ну да ладно! Сейчас вызову по телефону охрану, – пусть разбираются. А ты везунчик ну надо – же как я вовремя! – Когда день рожденья. – сколько стукнет? – Сегодня будем отмечать дома. – Двенадцать лет! – Да ты что? – удивился тренер по плаванию. Ну тогда держи, – подарок, припозднившийся, – так сказать от всех, кто желает тебе, что бы твои светлые мечты сбылись. Приняв, – неожиданный, серебренный, маленький и лёгкий перстень с золотыми буковками, – я тогда забыл про всё на свете. Опомнился я только тогда, когда меня дома целовала со слезами на глазах моя мама в то – же время слушая вместе с серьёзным папой, – рассказ, – не менее серьёзного, взрослого, охранника в синей форме, – довёзшего меня после тренировки домой на своей машине светло – серебристого цвета». Вздохнув и открыв глаза после воспоминаний, – Мельник, посмотрел на взволнованное лицо, Зари, – кто с ещё закрытыми глазами, – вспоминала свои страшные в своём подростковом возрасте события.
«Ну, как ты? – спросила с тревогой в голосе склонившаяся надо мной, – лежащей прямо на сцене под пристальным вниманием врачей, работников концертного зала, охраны и взволнованных зрителей, – встревоженная, мама. – Что со мной, – Мама?» – продолжала, вспоминать, Заря, – своё страшное из прошлого (кино) с знакомой от страха дрожью во всем, своём, теле, – «как тогда – когда она очнулась на спине на сцене в своём невероятно, красивом, ало – оранжевом с короткими рукавами, – платье и озиралась на людей в белых халатах, – суетившихся с её правой рукой в крови и с её гудевшей как паровоз головой, – и так – же со спиной, незнакомого ей дяденьки, – лежащего, рядом, – слева на животе в весенней, лёгкой, разорванной на спине куртке голубого цвета, – кто морщась от боли всё же улыбнулся и подмигнул ей а потом незаметно