Проекция «кричащего мужчины» могла означать, что состояние Тони хуже, чем казалось на первый взгляд, и я чувствовала, что его нежелание говорить о своих кошмарах свидетельствует о том, что он тщательно выстроил довольно мощную эмоциональную защиту. Если бы она рухнула слишком резко и быстро, у него могло возникнуть ужасное чувство, что он не сумел сделать все как надо, что он ни на что не способен, и у него могли опять появиться суицидальные настроения. Мы с моим супервайзером также обсудили идею о том, что кошмары в сознании Тони могут и не иметь какого-то важного, принципиального значения, а также вероятность того, что «мужчина в соседней палате» – это обозначение чего-то такого, что Тони считал необходимым держать в узде. Мы обсудили, как именно следует поддержать Тони, что его не следует торопить и что он, возможно, сможет сам рассказать мне, чего больше всего боится. Мы с пациентом уже успели добиться некоторого прогресса, когда через несколько месяцев после начала нашей совместной работы Тони сказал, что готов поговорить о содержании своих ночных кошмаров.
Оно всегда одинаковое, начал он. Он душит симпатичного молодого человека, который пытается закричать, а Тони хочет заставить его умолкнуть. Он все сильнее и сильнее сдавливает молодому человеку горло, видит ужас, панику в глазах жертвы, и его охватывает ощущение собственной силы и власти, так называемого прилива – наслаждения, эйфории. Затем лицо юноши вдруг превращается в лицо отца Тони в уже довольно пожилом возрасте,