– Так нельзя, – мотаю я головой. – Нужно дождаться прояснения сознания…
И мысленно оправдываю себя. От гемодеза и гептрала ничего страшного не случится. Побочек минимум. Помогу человеку, может, и мне плюсик в карму зачтется. Так хоть мозги у человека прояснятся. Будет понимать, что говорит и подписывает.
Коля снова вытирает потный лоб. В тоскливом взгляде появляется немного радости.
– Что надо купить, скажи! Он в себя придет, я его допрошу. Может, по службе продвинут. Не вечно же мне в этом Шанске куковать.
– Записывай, – вздыхаю тяжко. Мне кажется, и капитанский чин – это верх для Коли. А куда он метит? Даже подумать страшно.
Дудков со списком выбегает в коридор. Зычно зовет кого-то из подчиненных.
А я, воспользовавшись легким послаблением, звоню Морозову и горько рыдаю в трубку.
Тимофей слушает терпеливо, а потом заявляет решительно:
– Сейчас я Тора наберу, Надь. Пусть уладит вопрос с ювелирами.
– Нет, Тима, пожалуйста, – всхлипываю в трубку. – Не хочу я его!
– Это сказка не про любовь, Надя, – отрезает он решительно. – Просто быстро вытащить тебя из ИВС не получится. Самый лучший вариант – это забрать заявление и по-тихому возместить ущерб, понимаешь?
– У меня таких денег нет! – сквозь слезы кричу я.
– Ерунда, – усмехается Морозов и объясняет мягко, как маленькой: – Украшения наверняка не пострадали. А витрины стоят недорого. Витя заплатит.
– А Дудков сказал, что я иду по статье в особо крупных, – реву я. И сама ничего не понимаю. Но Тима прав, украшения не могли пострадать. А значит, Дудков меня запугал? Зачем?
– О господи, – устало вздыхает Морозов и добавляет резко: – Ни о чем не беспокойся. Ничего не подписывай. Поняла? Я порешаю.
– Да, Тима, да! – улыбаюсь, вытирая слезы.
Отложив трубку в сторону, упираюсь взглядом в серую стену. Какая же я все-таки овца! Дала себя запугать, как последняя дура. Дудков, конечно, тот еще гад! Но без Витеньки моего точно не обошлось. На смену панике и бессилию приходит здоровая злость. Попадись мне сейчас Торганов, я бы ему все в глаза высказала!
Ненавижу!
Хотя это слишком сильное чувство. Виктор Петрович его не заслуживает. Слишком много чести.
«Это тебя бог отвел от этого опарыша», – пеняет мне чуйка голосом бабушки.
Но как себя ни уговаривай, душа все равно болит. От несправедливости и предательства человека, которого я всю жизнь считала самым близким. Доверяла. Любила. Мечтала о нем, как дура!
– Надюха, у нас все готово, – весело вваливается в камеру Коля. – Пойдем, поможем человеку…
– Конечно, – решительно поднимаюсь с места. В горле застревает ком. Если меня, свою одноклассницу, Коля запугал до смерти, то чужому человеку наверняка навешает несуществующих грехов. У Дудкова тормозов нет. На все пойдет, лишь бы выслужиться.
«Тима меня спасает, а я другого человека», – думаю,