– Точно? – прищуривается агент Карлайл.
– Точно.
Он в упор смотрит на меня. Я заставляю себя не отводить взгляд.
Спокойно, шепчет мне внутренний голос. Он не знает. Никоим образом не может знать. Просто сохраняй спокойствие.
– Ладно, – в конце концов сдается агент Карлайл. – Раз ты так говоришь, я тебе верю.
– Осторожно, – вполголоса предупреждает его доктор Эрнандес.
Агент Карлайл кивает, потом улыбается мне.
– Твой отец был Центурионом, верно?
– Кто вам сказал? – нахмуриваюсь я.
– Это сейчас неважно.
– Для меня важно.
– Почему?
– Меня напрягает мысль, что кто-то рассказывает вам о моей семье.
– Ты…
Во мне вскипает злость.
– Я не идиотка. Может, вы меня и держите за идиотку, но это не так. Если кто и мог рассказать вам, чем занимался мой отец после вступления в Легион, то только те, кто покинул Базу после Чистки. Все остальные мертвы.
Агент Карлайл кивает.
– Все, кроме твоих младших братьев и сестер. И тебя, – добавляет он.
Я прожигаю его взглядом – все-таки подло он поступил. Само собой, он знает больше, чем говорит, оба они говорят не всё – да и пусть, ведь я тоже знаю намного больше, чем рассказываю им. Но вот так резко перевести тему на моего отца (а если они в курсе, что он был Центурионом, то сто процентов успели выяснить и то, что его нет в живых) – это просто жестоко.
– Выходит, о моей маме никаких новостей, зато об отце поговорить вы не против, да? По-моему, это нечестно.
– Согласен, – отвечает агент Карлайл. – Понимаю твою точку зрения.
– Мунбим, я ведь сказал, что не располагаю сведениями о твоей маме, – произносит доктор Эрнандес. – Ты мне не веришь?
Я пожимаю плечами.
– Ладно, – говорит агент Карлайл. – То есть твой отец не был Центурионом?
– Вы сами прекрасно знаете. – Я пытаюсь сдержать бессильную досаду, которая прорывается в голосе, но, кажется, выходит не очень. – Почему вам обязательно надо услышать это от меня?
– Меня больше интересует, почему ты упираешься.
– Так, – снова вступает доктор Эрнандес. – Попрошу вас обоих немного сбавить обороты. Живая дискуссия – вещь полезная, но в драку лезть ни к чему.
– Извините, – коротко бросает агент Карлайл, но я смотрю ему в глаза и раскаяния в них не вижу.
– Мой отец умер четырнадцать лет назад, – говорю я.
Он кивает.
– Я знаю. Мне очень жаль.
– Так какая вам разница, был он Центурионом или нет?
– Мне интересно, влияет ли это на твое мнение о них.
– Нет. Мой отец стал одним из первых Центурионов, когда отец Патрик только учредил эту должность. Тогда Центурионы были другими.
– Другими в сравнении с теми, которые состояли на службе у отца Джона?
Киваю.
– Они изменились после Чистки.
– Но ты вроде бы говорила, что это просто слово, что