Женщины в России. 1700–2000. Барбара Энгель

При этом ее мемуары, написанные в начале XIX века, когда акцент резко сместился с интеллектуальных устремлений женщин к их роли жен и матерей, отражают ее непростые отношения со своей общественной ролью и личным выбором. Когда Екатерина Великая предложила Дашковой возглавить Академию наук, первым побуждением княгини было отказаться. «Сам Господь, создавая меня женщиной, тем самым освободил меня от должности директора Академии наук», – писала она в так и не отправленном письме к императрице [Дашкова 2001]. Рассказы о своих достижениях Дашкова перемежает самоуничижительными пассажами и то и дело подчеркивает, что многие из своих действий, включая длительное пребывание в Европе, предприняла «с особой целью – воспитанием детей» [Дашкова 2001].

      Брачные узы к концу XVIII века тоже стали жестче. Весь XVIII век Русская православная церковь неуклонно укрепляла свою власть в сфере браков и разводов и становилась все искуснее в управлении делами и ведении документации. Систематизируя законы, регулирующие брак и его аннулирование, Церковь как никогда прежде подчеркивала его сакральную природу и нерасторжимость. В результате для прихожан Русской православной церкви, то есть для большинства населения, развод стал чрезвычайно затруднен. Число оснований для расторжения брака сократилось, а на практике их стало еще меньше. Развод стал возможен лишь в случае супружеской неверности (желательно подтвержденной свидетелями), ухода из семьи, ссылки в Сибирь по приговору суда за уголовное преступление или длительной импотенции, возникшей до брака и подтвержденной медицинским освидетельствованием [Freeze 1990: 709–746]. Брачное право также строго запрещало любые действия, ведущие к разлучению супругов. Женщина больше не имела возможности спастись от насильственного или несчастливого брака, получив развод, и даже просто уйти от мужа без доказательств, что он отпускает ее по доброй воле, было очень трудно.

Новая семейственность

      Новое возвышение семейственности было гораздо легче примирить с русскими традициями, чем видимость женщин в политической и культурной жизни. Книги и статьи, пропагандирующие семейственность, широко распространялись среди читающей публики. К середине правления Екатерины эта публика была уже достаточно многочисленной, чтобы практически любая книга, выходящая на Западе, нашла своего покупателя и в России. Журналы, предназначенные для девушек, учили их быть набожными и непорочными, держать в узде свои интеллектуальные стремления и уделять основное внимание домашним заботам. Особый интерес россиян вызывали произведения, посвященные детству и педагогике. Заграничные книги взысканий и поощрений (кондуиты) и руководства по воспитанию предлагали новую концепцию материнства. В противовес приземленному и практическому его пониманию, преобладавшему ранее среди русского дворянства, эти произведения прославляли святость материнства и призывали матерей быть моральными и духовными наставницами своим детям[12].