Никто его ни о чем не спрашивал. Никто не трогал. Он закрыл глаза. Время шло.
3
Сирота уже начал отключаться от реальности, как вдруг его вырвал из дремоты негромкий возглас. Сначала он подумал, что уже уснул, но когда протер глаза и зевнул, крик повторился. Теперь даже не крик, а мучительный вопль. Отчаянная мольба о помощи. Внезапно оборвавшийся вопль ужаса и долгие, несчастные рыдания.
Инстинкты Сироты вспыхнули, как зажженная спичка, брошенная в керосин. Секунда – и он уже мчался по небольшому туннелю с правой стороны, по одному из множества каналов, пронизывающих крепость. Пришлось нагнуться, однако на скорости это не отразилось. Он бежал так быстро, как мог, – влево, вправо, прямо, с каждым шагом приближаясь к жуткому призыву о помощи. Он ворвался в другую вертикальную шахту, намного уже, чем та, где отдыхал. Всхлипы доносились из небольшого туннеля над головой, на уровень выше. Не медля ни секунды, Сирота прыгнул, ухватился обеими руками за край и подтянулся в темную дыру.
На грязном полу лежал ничком жалкий маленький мальчик, а над ним стоял на коленях мужчина. Сирота ни разу в жизни не видел ребенка в таком жутком состоянии. Окровавленный, синяки по всему телу. Избит до такой степени, что родная мать не узнает. Мужчина занес руку, чтобы ударить несчастного еще раз.
Сирота взорвался гневом, тысячей фунтов огненной ярости. Он схватил негодяя за изодранную рубашку, поднял и швырнул в стену. Голова незнакомца с треском ударилась о зазубренный камень под низким потолком. Сирота знал, что этот звук будет преследовать его во сне, щекоча нервы и принося огромное удовольствие. Схватив мужчину за шею левой рукой, Сирота ударил по лицу правой. Отстранился и ударил вновь, крепко сжатым кулаком, изо всей силы. И еще, и еще. Что-то трещало, хрустело и ломалось. Сирота отпустил мужчину, и тот безвольно рухнул на пол.
Тяжело дыша, Сирота посмотрел на ребенка, которого истязал злодей. На мальчике не было живого места, но он дышал. Слава Исцелению, жив! Их взгляды встретились. Сирота опустился на колени в холодную липкую грязь, поднял ребенка и сказал:
– Все будет хорошо. Он больше тебя не обидит. Как тебя зовут?
– К-кит, – с болезненным стоном отозвался спасенный. – А тебя?
Сиротам нельзя задавать такие вопросы. У него сдавило горло.
– А тебя? – повторил мальчик, такой хрупкий, что страшно было на него смотреть.
– Меня…
«Беги», – подумал он. Почему-то