– Дык мне они и ни к чему, Веруш – деньги то, – лузгая семечки, заявила старушка. – Чего мне с ними делать-то? Туалетной бумаги у меня и так много. Да и приятнее ей пользоваться-то. Больно уж бумага у деньжат грубая. Только зачем тебе деньги, Веруш? Если не секрет, конечно.
– Слава хочет мясо в селе закупить и в городе продать, – охотно пояснила Вера. – Говорит, что это очень выгодно.
– Любишь его? – перестала лузгать семечки старушка и повернулась к Вере.
– Чего – мясо? – опешила девушка.
– Славку своего, – игриво подмигнула ей старушка.
– Очень, – честно ответила Вера. – Даже не думала никогда, что так любить можно.
– А мне он не нравится, – активно заработав челюстями, бабуля вновь вернулась к своему излюбленному занятию. Кожура от семечек черной змейкой спускалась все ниже от ее подбородка и вскоре обвалилась бабе Клаве на колени.
– Почему? –поинтересовалась Вера, вовсе не потому, что хотела узнать ее мнение, а из-за того, что вроде как надо было спросить.
– Слащавый он чересчур, – деловито заявила бабуля и смачно выплюнула очередную порцию кожуры.
– Какой? – хмыкнула Вера. Девушку всегда умиляли, а порой даже откровенно смешили, высказывания бабы Клавы. Но она всегда прислушивалась к ее мнению, потому что в большинстве случаев та оказывалась права.
– Слащавый, – охотно пояснила бабка. – Любит пыль в глаза пускать. Пока ты болела, он от твоей постели не отходил. И травку приносил, и по головке погладил, даже слезу порой пускал. Даже я ему сначала верила. Пока в глаза его колючие не посмотрела. В душе его только ненависть и злоба живут. Плохой он человек, Веруш. Правду тебе говорю. Хлебнешь ты с ним горя.
– Куда уж больше, – тихо сказала девушка. – Но обратного пути у меня нет, баб Клав. Без него я умру. Точно вам говорю.
– Оно и понятно, – бабуля полезла узкой морщинистой ладонью в карман и, не обнаружив там больше семечек, тяжело вздохнула и закатила глаза к небу. – Погода-то нынче какая стоит. Весна.
– Весна, – повторила за ней Вера и тоже посмотрела вверх.
Посидев несколько минут в полном молчании, баба Клава тяжело поднялась с насиженного места и медленно побрела к своему ветхому домишке. Вера смотрела ей вслед и едва сдерживала слезы. Неясная тревога щекотала ее изнутри. Ожидание чего-то страшного и неизбежного кололо сердце.
– Здесь сорок тысяч, – дрожащей рукой баба Клава протянула Вере туго скрученный изношенный носок. – На похороны себе откладывала. Так что, девочка моя, теперь тебе придется мое тело земле предать. Партийное поручение такое, значица. Да и хоронить меня больше некому. Детки мои поразъехались кто куда. Не пишут, не наведываются. Будто и нет меня у них вовсе. А ведь троих лбов вырастила, выкормила. Ну, да Бог им судья.
– Рановато вы помирать собрались, баб Клав, – благодарно улыбнулась Вера и засунула сверток за пазуху. – Вам еще минимум весен двадцать встретить доведется.