– Активного? Управляемой, что ли? – мне даже стало интересно.
– Нет, я не про эти. Есть обычные коляски, а есть активные – они такие маленькие, и у них много регулировок. Я читал, что они удобнее обычных. Приедем, пока будем оформлять инвалидность, возьму тебе такую на прокат. Я все узнал!
Ай да папа, ай да молодец! Пока я все дни разделила на злость к Лизке и зависть к друзьям, которые забрасывали меня сердечками и виртуальной заботой, папа успевал не только обеды готовить, но и искать центры для таких неудачников, как я. Разбираться в инвалидных колясках – пассивных, активных. А ведь я успела ему только браузер установить и рассказать в двух словах про поисковую систему. Судя по периодическим «твою мать» и «ни фига се» – дело у папы двигалось с переменным успехом. Но двигалось!
«Привет, ежик! Когда увидимся?» – пискнуло сообщение от Виталика.
«Еду домой».
«Ништяк! Вечером подскочу?»
«Еду к себе домой. В Немиров».
«Упс, тогда жди в выходные».
Я вспомнила, как Виталик любил целовать мои запястья, едва прикасаясь к ним губами. Ощущения невероятные! Мне казалось, что нежность, собранная в этих поцелуях, проникает в каждую клеточку моего организма. Даже сейчас, вспоминая, я почувствовала, что замерзла. Как будто ноги окончательно остались без кровоснабжения, и что-то ледяное подобралось к пальцам. Мне холодно! Я хочу, чтобы он согрел меня теми поцелуями, как Герда когда-то пыталась вернуть к жизни Кая. При этом я не могла не обратить внимания на нелогичность поведения любимого – я же писала, что в Ясенево не вернусь. Месяц в больнице съел задаток за квартиру, который я вносила в начале наших квартирных отношений. Теперь нужно научиться передвигаться на инвалидной коляске. Оформить инвалидность. Понять, сможем ли мы с папой прожить на две пенсии: его по старости и мою по инвалидности. И найти адреса клиник, которые помогут мне вернуть прежнюю меня. Какие бы центры реабилитации папа ни обнаружил, и как бы виртуозно меня ни научили ездить на коляске, я буду биться за возможность ходить! Мне не нужны эти новые условия! Я хочу прежние и готова заменить двенадцатисантиметровые каблуки на старые тапочки с отрывающейся подошвой. Какое это счастье просто ходить!..
9
А дома пахло бабушкой. Бабушкой, которой у меня никогда не было – вернее, ни мамина, ни папина с нами не жили. Уезжая, папа плотно закрыл окна, чтобы ни одна капелька из летних гроз не проскочила контроль. Показалось ли мне, что я никуда не уезжала? Нет. Конечно, на руках меня сюда вносили двадцать пять лет назад и еще пару лет после этого. После больничной палаты в памяти немного стерлась моя московская квартира, но эта, в которой я провела свое детство и отрочество, родной не показалась. Не распахнула объятия, не прошелестела воспоминаниями.