Входная дверь оживилась, загремела своим механизмом замка, несколько раз громко щелкнула, замолкла на секунду и громыхнула ручкой. В квартиру зашел молодой парень в грязно-зеленой куртке и коричневых штанах, быстро скинул свои ботинки, резкими движениями отправив их в угол, и вяло шагнул в сторону своего дивана.
– Фух, – выдохнул он с силой, будто паровоз спускал излишний пар из своей системы.
Это был трудный день, не сказать, что он был лучше или хуже предыдущих – он не выделялся чем-то особенным, но измотал организм парня достаточно, чтобы ему уже больше не хотелось делать какие либо домашние дела. Работа была не пыльной, обычная офисная беготня с этажа на этаж, держа под мышкой очередной тубус с планом или кипу отчетов за прошлую неделю. Платили порядком больше, чем в других подобных фирмах, денег хватало ровно на месяц, если не покупать мелкую бытовую технику или новый мобильный телефон. Можно было закупаться продуктами так, что на каждый день готовилось новое блюдо. Не то, чтобы у парня были проблемы с надоеданием однообразия в жизни, просто иногда приятно осознавать тот факт, что ты можешь позволить себе немного больше или лучше, чем вчера, в плане вкусовых предпочтений, конечно.
Парень достал из кармана брюк телефон, белый свет полностью покрыл лицо с острыми линиями скул и бровей. Вечер обещал быть долгим и незапоминающимся, учитывая тенденцию Андрея, а именно так звали парня, надолго засиживаться в интернете, совершенно забывая о том, что существуют хоть какие то домашние дела, помимо ежедневного подметания пола у входной двери.
Через стенку заиграла музыка, и появились несколько нетрезвых голосов. Так происходило два раза в неделю, но привыкнуть к подобному было невозможно, ведь Андрей никогда не знал заранее в какой день соседи начнут свое алкогольное шествие под давно заезженные песни про потерянную любовь. Иногда это завораживало, можно было некоторое время прислушиваться к нестройному завыванию, складывающемуся в слова: "Я любил и ненавидел", после следовал совершенно нечленораздельный крик, больше походивший на брачную песню моржа, если такие были, и текст продолжался: " И не знает боли в груди осколок льда". Правда из-за стены доносилось не то "льна", ни то "сна", Андрей так и не мог этого разобрать, хоть и слышал подобное исполнение уже не в первый раз.
Ему даже немного становилось завидно подобной способности напиваться в середине недели, совершенно не думая о последствиях, но это чувство быстро сменялось легким отторжением происходящего, как только Андрей представлял себя в измятой рубашке, с полупустой бутылкой дешевого виски, в совершенно незнакомой ему компании таких же нетрезвых индивидов, как он.
"Боже, да замолчите вы уже" – думал про себя Андрей, с некоторой злостью пролистывая неинтересную статью под грустные завывания, напоминающие одну из песен Макsим. Но веселье не собиралось останавливаться, что, в общем-то, пока не сильно действовало на нервы. Другое дело, когда стрелки часов уверенно представлялись на десятку, а за окном уже пропадало солнце, но это не касалось веселящихся за стеной.
Диван стоял как раз перед той стеной, что иногда содрогалась от внезапных ударов кулаком или бутылкой, тут Андрей не видел особой разницы. Очевидно, что глаза не могли сомкнуться, точнее могли, но все органы чувств, находясь в напряжении и предчувствуя разрушение стены от слишком громкой музыки, не давали организму нормально расслабиться и отправить сознание в сонную пучину.
Андрей часто мучился перед сном и без помощи ночных гуляк. Ему не давало уснуть то собственное сердцебиение, то резкое ощущение падения с большой высоты, то он ощущал себя совершенно бодрым, без единого намека на усталость. Нельзя было сказать, что именно сегодня проявила себя одна из перечисленных проблем, но отойти ко сну все так же не представлялось возможным.
Андрей мог бы выйти из квартиры, постучать в дверь соседней, но это сделать ему не позволял страх, непонятно чем вызванный, но уверенно державший парня в объятиях одеяла и подушки. Возможно, это шло еще из далекого детства, когда Андрей первый раз постеснялся самолично, без взрослых, подойти к мороженщику за своей порцией шоколадного. Ему было лет пять, или меньше, но это было не важно. Один только вид огромного белого фургона с откидывающейся