– Вот и дýхи, – сказал он, увидев на полках покрытые слоем пыли бутылки. – Возможно, мы воскресим кого-нибудь после ужина.
Фишер вытащил из одного ящика пожелтевшую картонку и посветил себе фонариком.
– Что это? – спросил Барретт.
– Их меню на двадцать седьмое марта тысяча девятьсот двадцать восьмого года. Суп из креветок. Сладкое мясо в собственном соусе. Тушеный каплун. Цветная капуста в сливках. На десерт миндальное суфле: молотые миндальные орехи, взбитые с яичными белками и густыми сливками.
– Все его гости, должно быть, страдали от изжоги, – усмехнулся Барретт.
– Они страдали от другого, – сказал Фишер, вынимая из ящика коробку со свечами.
Они снова пересекли вестибюль, каждый со свечой в подсвечнике. От колеблющегося при движении света их тени колыхались на стенах и потолке.
– Вон там должен быть большой зал, – сказал Барретт.
Они прошли под глубокую шестифутовую арку и остановились. Эдит и Флоренс почти одновременно вскрикнули, а Барретт, подняв свечу, чтобы было лучше видно, тихо присвистнул.
Зал длиной в девяносто пять и шириной в сорок семь футов занимал два этажа, и его стены на восьмифутовую высоту покрывали каштановые панели, а выше виднелись грубо обтесанные камни. В дальнем конце помещения возвышался огромный камин, облицованный резным камнем.
Вся мебель была древней, не считая разбросанных стульев и диванов, обитых по моде двадцатых годов. Там и сям на пьедесталах виднелись мраморные статуи. В дальнем углу стоял большой концертный рояль, а в центре зала – круглый стол диаметром более двадцати футов и вокруг него шестнадцать стульев с высокими спинками; над столом висела большая люстра. «Неплохое место, чтобы установить оборудование», – подумал Барретт. В зале, очевидно, к их приезду сделали уборку.
– Пойдемте поскорее, – сказал Барретт, опуская свечу.
Они покинули большой зал, еще раз прошли через вестибюль под нависающей лестницей и свернули направо, в другой коридор. Через несколько ярдов слева обнаружился ряд дверей из орехового дерева. Барретт толкнул одну и заглянул внутрь.
– Театр, – сообщил он.
Морщась от неприятного запаха, они вошли. Театр был рассчитан на сто человек, его стены покрывала старинная красная парча, а наклонный пол с тремя проходами – толстый ковер, тоже красного цвета. На сцене по бокам от экрана возвышались позолоченные колонны в ренессансном стиле, а вдоль стен – серебряные канделябры, в которых была скрыта электропроводка. Изготовленные на заказ кресла полыхали бархатом винного цвета.
– Этот Беласко был так богат? – спросила Эдит.
– Полагаю, перед тем как он умер, его состояние насчитывало свыше семи миллионов долларов, – ответил Барретт.
– Умер? – эхом отозвался Фишер.
Он придерживал одну из дверей, чтобы не закрылась.
– Если