– Устала? – спросил я её, когда она снова приблизилась к скамейке и начала копаться в рюкзаке. – Может, отдохнёшь немного? Посиди со мной.
Настя отрицательно замотала головой. Отъехав к фишкам, она совсем вяло объехала их несколько раз монолайном, сбив при этом несколько штук. Я удивлённо смотрел сначала на неё, потом – на сбитые ею фишки. Она всегда каталась очень аккуратно, и её ролики не задевали конусы даже при выполнении самых технически сложных элементов. А сейчас, во время простейшего монолайна… Наверное, она и вправду выдохлась, – просто не хотела в этом признаваться даже самой себе. Ну, да, как же: сильная, выносливая Настя не имела права на усталость. Точнее, не давала себе такого права. Эх, Настька.
Из задумчивости меня резко вырвало внезапное треньканье Настиного телефона, лежавшего теперь рядом со мной, – в прошлый раз она не спрятала его в рюкзак. Сообщение. Не успел я оглянуться – а Настя уже была тут как тут. Она с какой-то немыслимой даже для неё скоростью подъехала к скамейке, сбив по пути ещё множество фишек, и молниеносно схватила телефон. Бросив в мою сторону испуганный и недоверчивый взгляд, который сразу насторожил меня, она отъехала в сторону. Уткнувшись в экран, Настя на некоторое время словно выпала из нашей общей, одной на двоих, реальности и провалилась в свою собственную: чуждую и незнакомую мне. Написав что-то в ответ, она вернулась и, снова положив телефон в рюкзак, села рядом и облокотилась на спинку скамейки. Но мне показалось, что так далеко от меня она не была ещё никогда. Её светлые и обычно невероятно лучезарные, с задорными разноцветными искорками глаза вдруг потускнели и стали непроницаемыми и мутными. Они, остекленев, застыли в пугающей неподвижности. Губы время от времени слегка подрагивали. Всклокоченные ветром медно-рыжие волосы торчали во все стороны и почти стояли дыбом, но Настя не обращала на это никакого внимания, хотя обычно непослушные пряди раздражали её, и она постоянно нервно поправляла и приглаживала их. Я почувствовал, как всё внутри замерло и сжалось, и даже сердце застучало гораздо тише, будто боясь разрушить ненароком хрупкий замок молчания, который Настя воздвигла вокруг себя, отгородившись им от окружающего мира. Но, в то же время, я понимал, что должен срочно развеять эти неведомые чары, пока они полностью не завладели Настей и не навредили ей. Да и мне – тоже. Нужно было произнести какие-то самые обычные, знакомые и понятные слова. Только не спрашивать её о том, кто и что именно ей написал, и из-за чего она была сама не своя. Почему-то сейчас я был абсолютно уверен, будто так смогу отменить, стереть плохое, если оно уже произошло, или предотвратить его, если оно только надвигалось. К тому же, мы с Настей с самого начала по-взрослому договорились «не лезть на территорию друг друга, не нарушать личные границы»: никаких общих на двоих паролей, раскопок в чужом телефоне, попыток отслеживать и контролировать каждое движение. Поэтому я решил сделать