Спустя двадцать минут моих неубедительных потуг, когда я была уже готова оставить эту затею и вернуться к наверняка гнетущей атмосфере, царящей за столиком Марии и Марка, Гарри сжалился, вздохнул, уложил мои руки себе на плечи, расположив свои кисти на моей талии, и пробормотал.
– Из-за твоих жалких попыток, на нас уже косо смотрят, – мужчина подмигнул, с силой пытаясь заставить мое бионическое тело двигаться в такт музыки. – Ну же, Лилит, просто доверься мне и позволь дать мастер-класс. Тебе понравится, обещаю! Просто расслабься и не думай.
Выбора у меня особенно не было. Да и перспектива и дальше пытаться самостоятельно познать искусство танца меня уже, мягко говоря, не грела. Гарри же старался от души, смеялся и подбадривал меня, порой кружил, как волчка, или пытался изобразить какие-то странные неуместные поддержки, не всегда вовремя вспоминая о тяжести внешне хрупкого бионического тела. Но с ним и правда получалось лучше, возможно, я действительно смогла расслабиться, и, даже когда мой партнер на пару минут уходил, чтобы заправиться порцией горячительного напитка, вполне приемлемо справлялась с незамысловатыми движениями самостоятельно.
Музыка оглушала, ненавистные обитатели гетто, растворившиеся в танцах, уже не казались такими грозными и агрессивными, да и в целом не обращали на нас никакого внимания. Не знаю, было ли виной тому безмерное уважение к нашей покровительнице, владелице этого бара Екатерине, или существовало какое-то негласное правило оставлять свои гнусные манеры за дверьми подобных заведений, но я была даже рада взглянуть на жизнь гетто с другой, неведомой раньше стороны.
Отовсюду раздавался беззаботный смех, звон стаканов и рюмок, под некоторые из песен, взрывающих колонки, люди начинали петь чуть ли не хором. Это было странно, но снова внушало какую-то веру, что не все еще потеряно. Не имея другого выхода, в суровых условиях выживания и борьбы за каждую крошку хлеба, возможно, у них просто не осталось другого выбора, чем стать озлобленными и ушлыми негодяями, давая волю своей потребности в доброте, мнимой безопасности и дружелюбии здесь, в прокуренном баре, освещаемом новогодними гирляндами. Это был другой мир, и я уверена, что пожалела бы, если бы сегодняшняя потасовка не привела нашу четверку сегодня сюда. На какой-то момент я даже поймала себя на мысли, что мне жаль Скотти, Бобби и Кента… Но я отогнала от себя эту идиотскую мысль: они были готовы воспользоваться мной и Марией самым грязным образом, что наверняка привыкли делать и здесь. Какой бы понимающей я не стала, сколько бы сострадания в себе неожиданно не нашла, таким отбросам все равно не место в этом мире.