К антракту Диана успела забыть о лорде, а Калев, кажется, даже о штрафе, настолько замечательным оказался финал акта. Настроение у обоих было приподнятое – «Путешествие в Реймс», подумала Диана, это всегда праздник, самая жизнерадостная, самая воздушная опера; открыто Диана не призналась бы, но в душе она нередко думала, что любит Россини даже больше, чем Верди – наверно, музыка «пезарского лебедя» соответствовала ее натуре.
Антракт длился, как всегда в Италии, долго, полчаса или даже больше, они прогулялись по фойе, затем разок вышли на улицу подышать свежим воздухом, но там все еще продолжалась тусовка, и они быстро вернулись.
Второй акт прошел также бурно, только концовка – панегирик французскому королю Карлу Восьмому, который Диана считала анахронизмом, как всегда, немного разочаровал – нет, чтобы кому-то пришло в голову написать новый текст, восхваляющий самого Россини.
Надо было сказать об этом коротышке, он ведь как бы поэт, вспомнила Диана спутника по поезду, но тут аплодисменты стихли, и они встали.
Закаленные таллиннским климатом, супруги пришли в театр без верхней одежды, в пиджаках, и благодаря этому им не пришлось после спектакля, в отличие от мерзляков-итальянцев, сворачивать в гардероб. Шпана на площади никуда не делась, но настроение Дианы было настолько приподнятым, что испортить его не мог никто, она только подумала на секунду, как жаль, что нет уже галер, посадить бы всю эту компанию за весла, хоть какая-то от них польза.
Но галер не было, они жили в постиндустриальном обществе.
Они прошли мимо бомжа, устроившегося ночевать под открытым небом, свернули на улицу, ведущую к их квартире, и чуть было не столкнулись с клоуном, который поспешно приближался к театру со стороны их дома, наверняка надеясь на подношения оперной публики. Театрально извинившись, клоун обошел их, а супруги медленным шагом отправились дальше.
Стоял теплый приятный ноябрьский вечер, торопиться было некуда, и жизнь на минуту предстала во всей своей красе. Калев напевал финал первого акта, а Диана, как обычно после спектакля, почувствовала голод.
– Ужасно есть хочется, – сказала она, когда они дошли до дома, и Калев достал ключ.
– Сейчас покушаем, – ответил муж меланхолично.
Он хотел вставить ключ в скважину, но остановился.
– Дверь не заперта. Неужели я оставил ее открытой?
– По-моему, нет.
– Да? Это хорошо, сам я совсем не помню.
Он толкнул, но дверь не поддалась.
– Что-то мешает.
Калев навалился всем телом на створку, и ему удалось увеличить щель настолько, чтобы засунуть в нее голову. Заглянув внутрь, муж насторожился.
– Там кто-то лежит.
– Какой-то пьяный?
– Не могу сказать.
– И что мы теперь делать будем?
– Не