Одурманивание Маньчжурии. Алкоголь, опиум и культура в Северо-Восточном Китае. Норман Смит

времени в помещении за такими занятиями, как, например, написание стихов, и любовью к предметам роскоши, в частности шелку. Китайцам противопоставлялись европейцы, которые, будто бы потакая привычке потреблять алкоголь, демонстрировали талант к активным занятиям вне помещений, в том числе вождению автомобилей и управлению лодками и летательными аппаратами [Bai 1941a: 8]. Схожее, еще более негативное восприятие употребления спиртного различными народами отмечается в работе Мириам Кингсберг, посвященной Сакаи Ёсио, известному профессору медицинского колледжа при Токийском имперском университете. В 1930-х гг. Сакаи считал, что потребление алкоголя японцами связано с их этнической «активностью» в противоположность «летаргии» китайского народа, курившего опиум [Kingsberg 2009: 42–43].

      Опиум распространялся в китайском обществе по сложным сетям торговых путей и личных взаимоотношений. Известно, что император династии Мин Чжу Ицзюнь (гг. прав. 1572–1620), правивший под девизом «Ваньли»⁴⁴, многие годы отсутствовал при дворе, в том числе и по причине своей привязанности к опиуму. Однако еще более существенным для китайского общества в целом в период династии Цин было распределение опиума посредством практики хуэйби – системы отклонений или отводов, которые предполагали регулярное превентивное отстранение от должностей и ротацию чиновников во избежание злоупотреблений. Как отмечает Чжэн Янвэнь, бюрократы не расставались со своими привычками, распространяя в обществе рекреационное потребление опиума, подтачивающее империю [Zheng 2005: 81]. Карьеры официальных лиц корнями уходили в конфуцианские представления о моральном долге. Однако по мере того, как все больше чиновников начинало употреблять опиум, эта страсть становилась для многих из них пагубной, поскольку они постепенно утрачивали способность исполнять свой долг. По мере распространения опиума среди низших сословий наркотик все больше ассоциировался с негативными последствиями его потребления. В конечном счете такой ход мыслей привел к требованиям искоренить рекреационное потребление опиума во имя спасения империи, а позже – и всего китайского народа [Zhou 1999: 171]. Позднейшие политические лидеры, в том числе вдовствующая императрица Цыси (1835–1908 гг.) и председатель КНР Мао Цзэдун (1893–1976 гг.), публично осуждали опиум, осознавая при этом его значимость: по слухам, Цыси и сама покуривала наркотик, Mao же во времена войны сопротивления Японии и гражданской войны использовал опиум в качестве источника доходов Коммунистической партии Китая.

      Итогом дискуссии о рекреационном потреблении опиума во времена династии Цин стало официальное признание интоксиканта незаконным товаром. К 1830-м гг. на фоне массового потребления наркотика, сильного оттока капитала и зависимости доходов крестьян от выращивания мака критики требовали [от властей] действий [Bello 2005: 275]. Если ранние реформаторы винили в импорте опиума отдельных торговцев, стремящихся к личной выгоде, то к 1830-м гг. бремя ответственности за опиумную торговлю переложили