Обо всем этом я размышляла, не отрывая взгляда от полуторагодовалой малышки, которая в самом центре кафе умилительно исполняла причудливый танец. Девчушка, поглощенная движением и музыкой, даже прикрыла глаза, так ей было хорошо. Этот момент бытия она ПРОЖИВАЛА, блаженствуя всем пухлым телом и душой ангела. Танцевали даже ее маленькие пальчики. Интересно, я смогла бы так сейчас?
– Вы никогда не задумывались над тем, почему дети могут и петь, и танцевать, и рисовать? – Я нарушила паузу и заглянула в его блеклые сейчас, будто бы застиранные глаза. – И могут, и любят и бесконечно этого жаждут.
– Нет, не задумывался. – Он снова уставился в чашку. Помешал давно остывший чай, покрутил в руках чайную ложечку, положил ее на блюдце.
Странный такой! Собственно говоря, мы не были близко знакомы, но в обществе сталкивались довольно часто и даже исподволь отмечали новые вехи друг друга. Сегодня сложилось так, что уже около получаса круглый столик в кафе объединял меня с этим немолодым уставшим мужчиной. Мы зашли сюда как-то нечаянно, в молчаливом заговоре отстав от громкоголосой толпы почитателей, которые провожали его после очередной творческой встречи. Что-то в нем необъяснимо меня цепляло и в то же время безнадежно отталкивало. Я не могла понять, зачем я сижу здесь и говорю все это. Ведь такие как он никогда мне не нравились – холеный, сухопарый, с холодным металлом в глазах. Нервные руки с тонкими длинными пальцами, будто ищущими что-то… Старый дамский угодник. Только молчун. Странный.
В это время мама девочки, договорив, наконец, подруге свою печальку, бесцеремонно усадила малышку за стол и стала пичкать чем-то, что по ее мнению должно было принести ребенку пользу и подарить счастье. Громкий рев крохи выражал ее полное несогласие с актом вандализма над собственной волей.
– Скажите, а Вам не бывает грустно от того, что в жизни маленького человечка порой находятся большие люди, которые неосторожным словом или действием перекрывают ему дорогу к себе?
Он шире расставил локти на столе и уперся взглядом в массивный серебряный перстень с огромным камнем на моем указательном пальце. Солнечный луч, прокрадываясь сквозь стеклянную сахарницу (такие часто подают к чаю в недорогих заведениях) делал камень пурпурно-волшебным и живым. Пульсирующим… Потом снова взял в руки ложку и начал медленно крутить её в пальцах.
– Ну-у, как Вам сказать…
Да, видимо, грустно ему не было. Во мне нарастало чувство то ли неприязни, то ли досады. На кого, на него? На себя? Пора, пожалуй, прощаться. Зря я вообще затеяла этот разговор о невысказанной боли взрослых людей. Похоже, что ему, автору модных детских книг, это совсем неинтересно. А почему? Ведь все так взаимосвязано! Дааа, выглядит он, честно говоря, так, будто вконец устал от жизни и от себя. И от меня?
– Я не думаю, что все так уж фатально, – он растягивал свои бархатные слова как удав перед кроликом.
Говорю же, ловелас. И, похоже, вправду устал. Такие женщины как я быстро утомляют мужчин его типа, абсолютно убежденных, что «волос долог, да ум короток».
– А я думаю! Хотите, поделюсь с Вами историей? Вдруг она станет сюжетом новой книги!
Глаза его вдруг поменяли цвет, как будто кто-то враз изменил настройки яркости и контраста. Они стали ярко-стальными, как у ребенка. На миг. И вновь потухли.
– Попробуйте.
Во мне загудела ребячья потребность вылить в слова то, что варилось внутри. Почему-то именно ему.
– Однажды, когда я училась, по-моему, в третьем классе, молодая учительница, которая по причине нехватки кадров в сельских школах преподавала нам всё: чтение, математику, изобразительное искусство, музыку, дала задание – нарисовать природу родной местности. Я обожала создавать свои миры на бумаге, считала, что рисую хорошо и потому урок рисования был одним из самых любимых. Придя домой, я тут же забросила портфель с книжками подальше и отдалась любимому занятию. Я старательно выводила деревья, на которые лазала с мальчишками; облака, в которых находила то, что не увидит сама Фантазия; речку, из которой не вылезала все лето; самые причудливые цветы из маминого сада… Работа получилась замечательная! Но чего-то в ней не хватало. Кого-то! Если есть цветы и трава, значит должна быть… корова! На нее у меня ушла уйма времени и слез. Я злилась, что злополучное животное было похоже на кого угодно, на что угодно, только не на самоё себя. В итоге в рогатом чуде, печально взирающем с картинки на мир, все-таки можно было узнать корову, имея хорошее