– Да я просто спросил… – виновато замычал Серёга.
– Николай Денисович, прости. Они больше не будут, – вмешался Дмитрий Юрьевич.
– Ладно, – махнул рукой рассказчик. – Вернёмся к олысю. Говорит он:
– Боязно мне чего-то, Косолапый. Я ж за тебя, как за сына переживаю. Чую, что-то неладное на празднике стрясётся. Не ходи туда.
– Эх, дедок… У меня ж тоже душа не на месте. Давеча вот во сне жёнушку свою покойную видел…
– Да ты что?! Ну, и как она? – заинтересовался домовой.
– Головой покачала и говорит: «Эх…». Не к добру всё это. По пустякам она меня никогда не тревожила. Но если к себе не звала, значит, смерть мне не грозит. А хуже смерти ничего не бывает… Впрочем мне и она не страшна. Я в этом мире уже всё сделал. Все дети пристроены. Младшенький женился. Можно и помирать.
– Ну, не скажи…– отвечает олысь. – Есть в мире вещи и похуже смерти. Уж мне-то поверь. Я в этих делах смыслю…
– Ты дух, тебе виднее. А мне ещё мухоморы для варева почистить надо. Старик Сыч, что за большой рекой живёт, рассказал, как из них варево для камлания сделать…
– Тю-у-у… Мухоморы… Мы завсегда коноплёй пользовались. Чем она тебе не угодила? – удивился олысь.
– А ты не знаешь? – подбоченился Косолапый. – Другие шаманы во время камланий по разным мирам путешествуют, в птиц и рыб обращаются. А я? Это я в деревне могу чего угодно говорить, но ты-то, дедок, правду знаешь! С тобой поговорить, дух убитого медведя заклясть, да лихорадку какую-нибудь слабенькую из больного выгнать. Вот и все мои шаманские способности на этом заканчиваются. Мне уж скоро стыдно будет людям в глаза глядеть…
– А ты зря переживаешь, – отозвался домовой. – Многие другие шаманы и этого-то не могут. Ты думаешь, так много людей запросто с олысем беседуют? Нет, дружок. В тебе очень сильная магия. У тебя большое будущее…
– Твоими бы устами…
– Батя-а-а! – донеслось с улицы.
Олысь исчез.
В открытую дверь заглянул крепкий парень лет пятнадцати, весьма похожий на шамана:
– Ну, ты долго ещё? Мы уже в священной роще собрались. Только тебя ждём. Не успеем же подготовиться! А к вечеру всё племя будет!
Шаман вздохнул, подавил в себе раздражение и мягким голосом ответил:
– Сейчас, сынок, сейчас. Только мухоморы соберу и иду. Вы там пока дровишки для костров разложите…
* * *
Представьте. Картина маслом. Посреди капища стоит на коленях шаман, глядя сквозь огонь жертвенного костра на высоченного деревянного идола.
Глаза остекленели. Веки не закрываются. У шамана, естественно, не у идола. Тело неестественно выгнулось. Специально выделанная голова лося с рогами, служившая шаману шапкой, съехала на затылок. Бубен и ритуальный костяной жезл с головой лосихи из рук выпали.