В идеале, конечно, писать следует от руки (рукописный формат добавляет интимности), но так как мой почерк больше напоминает тайнопись, приходится использовать стандартную клавиатуру. Получившееся письмо придется распечатать на скрипучем принтере и торжественно сложить в конверт плотной стопочкой.
Возвращаясь к заданию, уточню, что весь последний год я работала в необычном центре, воспитанниками которого были несовершеннолетние дети с определенными медицинскими картами и шифрами согласно Международной классификации болезней. Чаще всего в медицинских картах отмечались какие-либо ментальные нарушения и неблагоприятные социальные факторы, например, неизвестные отцы и пустые квартиры, в которых трехлетние или пятилетние дети проводили несколько дней. Возможно, для кого-то это странно, но подобное направление работы, на мой взгляд, только первые минуты кажется каким-то удивительным и необычным, потому что в нем так же, как и везде, требуется внимание и профессионализм.
Внешний вид центра не вызывал никаких неприятных ассоциаций: обычное типовое здание, в котором находятся маленькие дети. Забор с калиткой, что-то цветное на территории, небольшая беседка и обязательно забытая варежка у входа. Я пришла в центр в январе, поэтому рядом с варежкой, естественно, стоял немного кособокий, но все равно любимый снеговик.
Когда меня провожали до администрации, я заметила в коридорах большие и декоративные цветные конфеты, оставшиеся от новогодних праздников. Как выяснилось, это был результат творческого оформления, созданного педагогом изобразительных искусств, которая каждый год старается сделать что-то интересное. Между прочим, я познакомилась с этим педагогом очень быстро. Уже в администрации на одном из столов я заметила маленькую скульптурку чего-то античного и без головы, из-за чего у меня само собою вырвалось: «Дети!» Среди присутствующих была и педагог изобразительных искусств, которая сразу уточнила, что оригинал, то есть первоисточник скульптурки, тоже без головы. Потом она спокойно добавила, что с моими познаниями античного искусства в музей с детьми лучше не ходить, так как объективно отсутствующие части экспонатов будут меня нервировать.
Не стану врать, что мое появление в этом центре встретили праздником. Опытные коллеги, получившие молодого и зеленого специалиста с красным дипломом и наивными глазами, немного насторожились. Правда, я сразу принесла кипу учебников по специальной психологии, которые методично переписывала прямо перед ними всю рабочую смену. На следующий день коллега-психиатр не выдержала, оценила мои учебники и нашла необходимую страницу – страницу, с которой действительно нужно было переписывать. Не знаю, считалось ли это неким посвящением, но весь год я работала именно с этой комиссией в самых сложных случаях.
Какими были мои эмоции на старте работы? Кажется, что-то вроде ужаса или легкой паники, когда мне впервые пришлось участвовать в диагностике и подписывать заключение, отправляемое «высоко и официально». И это несмотря на то, что первые недели я, как и любые другие молодые специалисты, постоянно присутствовала на всех сменах диагностов, наблюдая за работой опытных психологов. Но наблюдение – это одно, а собственная подпись в заключении, на основании которого выбирается учебный путь ребенка, – это совсем другое. К счастью (и это искренние слова), старшие коллеги все это видели и понимали, разбирая с молодыми специалистами особенности медкарт и заключений.
Впрочем, первые впечатления и первые страхи могут быстро пройти, особенно после нескольких удачных результатов. Помню, что примерно через два-три месяца я ходила по центру совершенно окрыленная собственными знаниями и какой-то высокой миссией. Мне казалось, что я справлюсь с самыми сложными шифрами и обязательно найду верное решение, поэтому никакая Международная классификация мне не указ. Кажется, так называют «синдром молодого психолога или хвастунишки». И для подобного синдрома тоже есть своя терапия: прямо и безжалостно уткнуться головой в реальность. В моем случае это была массовая диагностика с медкартами и шифрами, с которыми даже наш центр не работал. Вернее, с таким вообще не работают, планируя какие-либо результаты. Такие запросы только сопровождают, что также требует внимания и профессионализма.
Встреча с чем-то подобным напоминает выключенную фильтрацию, улучшающую изображение, – реальность, оказывается, другая. И цвета не такие яркие, и морщин больше, да и трещины все видны. Но все-таки это реальность: осязаемая, правдивая и помогающая ясно думать. Оказывается, в моей профессии могут быть случаи, когда терпение и способность каждый день видеть и принимать одно и то же гораздо важнее смелости и доблестной решимости достичь положительного результата.
После того случая я стала просто работать (действительно работать), понимая, что моя помощь ограничена объективными факторами и все