– Некогда мама любила пощеголять новыми нарядами, – с ностальгией протянул Синявский.
– Кажется, в последнее время она изменила своей привычке, – сказала Милославская, утирая нос.
Виктор промолчал.
– Я могу осмотреть карманы? – спросила гадалка, вытянув конец кашемирового пальто.
Синявский одобрительно и одновременно удрученно покачал головой.
– И не только эти? – снова обратилась к нему Яна.
– Делайте, что посчитаете нужным, – пробормотал Виктор, махнув рукой.
Милославская торопливо осмотрела карманы всех вещей, но они оказались пустыми; только в одном из них с неких времен остались скомканные троллейбусные билеты.
В нижних выдвигающихся ящиках оказалась корреспонденция: старые письма, в том числе Синявского, открытки, телеграммы. Все это Ольга Сергеевна хранила очень бережно, аккуратно разложив по стопочкам. Яна тщательно просмотрела каждый листок, но, увы, не нашла ничего проливающего свет на исчезновение женщины.
В ближайший час гадалке пришлось перевернуть все в этой комнате. Она старалась делать это бережно, не допуская возникновения у Виктора мысли о неуважении к его матери. В один момент и он присоединился к Яне, но вскоре, поморщившись, вышел из комнаты: это занятие причинило ему душевную боль. Наверное, всплывали воспоминания, возникали черные мысли.
– Может быть, на самом деле, кофе? – прикуривая, обратилась к Синявскому Яна, выходя из спальни Ольги Сергеевны.
– Ничего? – с надеждой спросил ее клиент.
Милославская отрицательно покачала головой.
– Ну тогда давайте кофе, – меланхолично ответил Виктор и отошел от окна, в которое он печально и безотрывно смотрел последние полчаса. – Пройдите пока в библиотеку, – сказал он, указывая гадалке на соседнюю комнату, в которой, помимо высоченных, до самого потолка этажерок с книгами стояли два плетеных кресла, покрытых клетчатыми пледами, и маленький между ними столик, заваленный старыми газетами.
– Ваша мать – поклонница русской классики? – спросила.
Яна, разглядывая многотомное собрание сочинений Пушкина в оригинальном переплете.
Именно произведений классиков отечественной литературы в этой библиотеке было больше всего.
– Да, – крикнул ей с кухни Виктор, – по-моему, она.
Лермонтова предпочитала всем остальным, а…
Синявский сказал еще что-то, но за шумом включенной им воды слов не стало слышно.
– А отец обожал политику? – позже спросила Милославская, начав перелистывать томик Маркса, привлекший ее ярко-красным переплетом с золочеными буквами.
– Да нет, – ответил Синявский, показавшись в дверях, – просто некогда он думал, что все это мне непременно пригодится, и обогащал