Оседающее на бревна семя умирало. Оно образовало толстый слой на поверхности.
– Сколько ж нас тут не было, – пробормотал Назгал.
У них не существовало такого ресурса, как время. Мог пройти день, седмица, вечность.
Оглянувшись, Назгал заворчал на герольда. Чего он стоит, когда другие работают. Пусть уродец так же помогает разгребать завал.
Из окружающего сумрака появились ведьмы. Все в том же количестве, не хватит рук, чтобы пересчитать. А к нижним пальцам Назгал не мог согнуться.
Ведьмы держали свежие трофеи. Где-то раздобыли срезанные плодовые тела. Дикие грибы наверняка вкуснее, но делиться найденным женщины не собирались. Они обзавелись новыми украшениями. К коже прилипли насекомые, что приспособились к изменениям леса. Эти твари утонули в капельках тягучего пота, законсервированы, как в янтаре: сколопендры, крупные блохи и клопы, комары.
Назгал не помнил этих тварей, никто не беспокоил его кожу неприятными прикосновениями. Возможно, кровососущие предпочитали женщин или сбегались на запах крови и гноя.
Погибшие совершенные превратились в обуглившиеся остовы. Их лица почернели, глаза вытекли, сизые языки безмолвно кричали от радости. Смерть не заставила совершенных плакать, молить о пощаде. Но некоторым не повезло умереть раздельно.
Назгал взгрустнул, видя, как развалились сросшиеся люди. Это печальная участь. Не в силах сдержаться, Назгал заговорил о спутниках, припоминая каждого, о ком не мог вспомнить. Казалось, его речь тронула всех. В том числе рабов, заточенных в извращенной плоти.
Женщины плакали и бросились вынимать из канавы убитых собратьев. Они разрывали тела, раскидывая обугленные куски вокруг.
– И все же, их смерть послужила великому делу, – согласилась Дшина, прикоснувшись к Вестнику.
Ее ладонь обожгла холодом горящую плоть Вестника. А затем по его телу пробежала дрожь, заставившая подкожный жир вибрировать. Назгал хмуро кивнул, ругая себя за слабость.
Враги оставили укрепления. Отступили. Бросили раненных, что умерли от удушья.
Разбросав останки погибших общинников, ведьмы вошли в лагерь. Шалаши покосились, заросли белым мхом. Из некоторых укрытий доносились голоса. Заглянув внутрь обнаруживали трупы, что выдыхали накопленные в полостях тела газы.
По раздувшимся шеям видно, что оставленные умирали от удушья. Воздух отравил их, вызвал шок. Агония их длилась долго, пока в организме не осталось ничего, готового исторгнуться. Наконец-то душа свалилась в болотную бездну.
Вокруг были разбросаны истлевающие бочонки, на дне которых еще плескалась огненная жидкость. Не та, что приносит боль, а другая – вызывающая радость и агрессию. Ведьмы накинулись на остатки пойла, не беспокоясь о том, что на поверхности жидкости плавала какая-то тина.
Больше в лагере ничего не осталось. Назгал все же