– Ты незнаком с приходским священником Олтернана?
– Нет, незнаком, Мэри Йеллан. Я никогда не водил дружбы со священниками и вряд ли буду. Забавная они порода. Когда я был мальчишкой, в Норт-Хилле жил один священник; он был очень близорук, и говорят, однажды в воскресенье он куда-то не туда поставил церковное вино и вместо него давал прихожанам бренди. Вся деревня прослышала об этом, и представьте, церковь оказалась так набита, что преклонить колени было негде; люди толпились вдоль стен, дожидаясь своей очереди. Пастор не мог понять, в чем дело: у него в церкви никогда не бывало столько народу; он поднялся на кафедру с сияющими из-за очков глазами и произнес проповедь о стаде, вернувшемся в овчарню. Брат Мэтью рассказал мне эту историю; он дважды подходил к алтарю за причастием, а пастор и не заметил. Это был великий день в Норт-Хилле. Вытаскивай хлеб и сыр, Мэри, у меня брюхо подвело.
Мэри покачала головой и вздохнула.
– Ты хоть раз в жизни отнесся к чему-нибудь серьезно? – спросила она. – Неужели ты никого и ничего не уважаешь?
– Я уважаю свое нутро, – сообщил ей Джем, – а оно взывает к пище. Видишь ящик у меня под ногами? Если тебя переполняют религиозные чувства, можешь достать и съесть яблоко. Помнится, в Библии что-то такое сказано про яблоко.
В половине третьего в Лонстон прискакала веселая и довольно разгоряченная кавалькада. Мэри отбросила тревогу и тяготившие ее заботы; несмотря на твердое решение, принятое утром, она поддалась настроению Джема и развеселилась. Вдали от трактира «Ямайка» к ней вернулись юность и природная жизнерадостность; ее спутник мгновенно заметил перемену и теперь играл на этом.
Мэри смеялась потому, что был праздник, и потому, что Джем смешил ее; сам воздух был заражен городским шумом и суматохой, вокруг витали возбуждение и предвкушение праздника. На улицах толпился народ, в лавках было весело. Повозки, тележки и даже кареты сгрудились на вымощенной булыжником площади. Повсюду яркие краски, и жизнь, и движение; веселая толпа теснилась у торговых палаток, индейки и гуси возились за деревянной загородкой, женщина в зеленом плаще стояла с корзиной яблок на голове и улыбалась; яблоки были блестящие и румяные, как ее щеки. Сцена знакомая и милая сердцу; из года в год на Рождество Хелстон был таким же; но в Лонстоне все казалось ярче, настроение было бесшабашнее, толпа – больше, а разноголосица – сильнее. Здесь были размах и пестрота: за рекой находились Девоншир и Центральная Англия. Фермеры из соседнего графства толпились рядом с крестьянками из Восточного Корнуолла; тут были лавочники, и кондитеры, и мальчишки-подмастерья, которые протискивались сквозь толпу с горячими пирожками и колбасами на подносах. Дама в шляпе с перьями и в синей бархатной накидке вышла из кареты и окунулась в тепло и свет гостеприимного «Белого сердца». Ее сопровождал джентльмен в светло-сером теплом пальто. Он поднес лорнет к глазам и принялся вышагивать за