– Это конечно, все чудесно, – Виолетта Максимовна невозмутима как статуя Свободы. – Но это совсем не значит, что он может учиться с… нормальными детьми. Он психологически не готов к школе.
– И в чем это проявляется? – Я чувствую, как ко мне подкрадывается старая подруга паника – ку-ку, давно не виделись!
– Он катастрофически не успевает выполнять работу со всем классом! – Виолетта все-таки смягчается, видимо, увидев мое лицо. – За то время, когда класс решает три-четыре задачи или примера, или пишет несколько упражнений, Тим делает только одно!
Я все еще продолжаю глупо улыбаться. Мне все еще кажется, что Виолетта скажет хотя бы что-то хорошее о моем ребенке. Но она произносит это слово «одно» так, что я ясно вижу у нее в руках огромную единицу и понимаю – если сию секунду не перестану улыбаться, она с размаху шмякнет ею по незащищенной моей улыбке. Я сжимаю губы.
– Вы что, не открываете тетради сына, не видите, что там написано и какие стоят оценки? – Сочувствие, мгновение назад промелькнувшее в ее взоре, сменяется искренним недоумением.
– Нет, почему же… Я открываю… в смысле, я и уроки делать ему помогаю… Но… мне казалось, что он просто очень медлителен, несколько рассеян… Но ведь он понимает, как решать задачу! И пишет довольно грамотно. – Я кожей чувствую, что учительница меня не слышит.
– Слегка рассеян?! Это вы называете – слегка?! Да я до него по полчаса не могу достучаться! Зову и по имени, и по фамилии, а когда уже просто подхожу и трясу его за плечо, тогда он наконец-то просыпается! И встает с таким видом, будто хочет спросить: «Кто вы все здесь такие, и что я тут делаю?»
Виолетта от возмущения покрывается пятнами, и в ее голосе я с удивлением улавливаю жалобные нотки – вот, мол, какие стрессы мне приходится переносить из-за вашего сына. Я же натурально впадаю в состояние ступора.
– И с письмом у него тоже проблемы! Он не разделяет слова в предложении, да что там – он и сами слова не может поделить на слоги! Начало предложения может написать со строчной буквы, а в середине обычное слово, не имя и не название – с прописной!
Виолетта говорит еще что-то. Но мне достаточно и этого.
– Но ведь еще только начало второй четверти, – пытаюсь я воззвать к ее педагогической интуиции. – И это же только первый класс! Он научится! Он… знаете какой…
– Я знаю только одно, уважаемая Анна Михайловна! – Виолетта уже снова говорит довольно спокойным отретушированным голосом. И каждое слово ее будто гвоздем вколачивается в крышку гроба, в котором я уже хороню свою надежду на мирное, как у дочери, школьное будущее. – Ваш сын не способен работать в классе. Мы направляем его на психолого-педагогическую комиссию. О дате я сообщу вам отдельно. И я настоятельно – слышите, настоятельно! – рекомендую вам показать его специалистам. И логопеду в том числе.
Я выхватываю из ее речи знакомое слово. Да, логопеду… Но мы уже два года ходим к логопеду!
– Мы уже два года ходим к логопеду в нашей же школе. – Я все еще пытаюсь