Сновидец. Грейуорен. Мэгги Стивотер

дня казалась зеленоватой. Лилиана почти всегда носила бирюзовую ленту, с помощью которой убирала свои белоснежные волосы назад. Хеннесси могла с уверенностью сказать, что не существовало домашней работы, которая не пришлась бы этой женщине по душе. Она часами варила бульоны. Вязала шарфы, свитера и сумки для шарфов и свитеров. Обожала горячие напитки и так называемые специи для глинтвейна. Комнатные цветы распускались от ее прикосновения. Дети успокаивались от ее взгляда. В общем, от Лилианы исходили настолько сильные вибрации любви и покоя, что Хеннесси поначалу тоже успокаивалась, а теперь чувствовала себя так, словно ей на лицо положили подушку, а ноги вот-вот перестанут брыкаться. И похоже, Лилиана с Фарух-Лейн пребывали в отношениях «роман мая с декабрем». Хеннесси не осуждала, просто у нее были вопросы.

      – Нам нужно уладить одно дело. Не желаешь составить компанию? – спросила Фарух-Лейн.

      – Я вступила в стадию отрицания желаний, – ответила Хеннесси. – Мне кажется, именно это имел в виду Будда, когда сказал: «желание – корень всех зол».

      Лилиана появилась из кухни и протянула Хеннесси дымящуюся дорожную кружку. Она выглядела как самая идеальная бабушка, которую только можно представить, ее глубоко посаженные глаза лучились мудростью и добротой.

      – Хочешь поговорить о своих чувствах? Милая, у тебя на лице написано, что пока нас не было, что-то случилось.

      Лилиана повела себя так мило, что Хеннесси сразу же захотелось сделать ей гадость. Она попыталась сдержать свой порыв.

      – В кружке суп? Я должна его проглотить? Похоже, я не в настроении для супа.

      – Он полезен, – сказала Лилиана, а Фарух-Лейн добавила:

      – Для человека, который три дня ничего не ел, а только пил пиво. Дешевое пиво.

      Но Хеннесси лишь отмахнулась от их слов и спросила:

      – А что за дело, о котором шла речь? Реальная работа или просто забавная фигура речи, подразумевающая что-то увлекательное вроде похода в клуб или кражи лошади?