Доски пола пошатнулись, Мытарь пошел на выход ни с чем. Когда вся шайка покинула фургон, Оли услышал, как Розина позвала его по имени.
– Ш-ш-ш, – убаюкивающе прошептал он.
– Оли, мне страшно, – Розину начала бить дрожь по всему телу.
Он не знал, как успокаивать детей. Он не знал, как успокаивать и взрослых, когда в дома вламываются разбойники. Что делать сейчас, он не знал вдвойне. Поэтому Оливье безмолвно гладил Розину по голове и, когда она еле слышно захныкала, нежно поцеловал в макушку, как отец целовал его самого в далеком детстве. Они лежали так долго, пока кони носились по улицам лагеря, и еще какое-то время, пока все звуки вокруг не стихли. Розина даже успела вздремнуть, поразительное детское умение – спать после того, как перенервничаешь. А когда она проснулась, то спросила, можно ли вставать.
– Переждем, пока все не вернутся. Может, «мытарцы» оставили кого-то в засаде, – предположил Оливье, укладываясь поудобнее.
– Почему они искали тебя?
– Не знаю, возможно, хотят шантажировать отца. Или нам всем стоит получше хранить секреты.
В тишине было невыносимо. Оливье ждал шума голосов, звона колокольчиков, голосов питомцев Юрбена и громыхающих возмущений мастера Барте. Должно быть, деревенские уже доложили в замок, что к ним ворвался Мытарь.
– Оли, ты веришь в предсказания Ле Гри? – прервала его размышления Розина.
– Да.
Девочка хотела рассказать и достать из скрытых карманов платья кое-что ценное – самое потаенное откровение стоимостью в королевскую казну. Но в лагере послышались голоса циркачей и местных. Все же она хотела поделиться своей тайной с Оли и поторопилась, пока их разговор не прервали:
– Он сказал, что однажды я выйду за тебя замуж.
Оли никак не комментировал ее признание, но гладить девочку перестал. А потом и вовсе скатился на спину и сложил руки на груди. Цилиндр-башня, укрывший их от Мытаря, слетел с головы.
– И у нас будет ребенок.
Оливье держался, как мог, но при мысли о детях, его и Розины, прыснул и загоготал. Рев лютующего мастера Барте за пределами фургона подтвердил, что теперь можно шуметь. Розина гневно посмотрела ему в лицо. В ее гримасе читался вопрос: «Как ты смеешь смеяться над моими чувствами и нашими будущими детьми?»
Оливье, увидев ее реакцию, зашелся неугомонной истерикой, даже отвернулся и закрыл лицо руками, будто это помогло бы спрятать его смех от вспыхнувшей Розины. Она вскочила, шлепнула по подлокотнику софы и выскочила вон, расстроенная тем, что вынесенной дверью так некстати нельзя хлопнуть. В своем неуемном приступе Оливье катался по полу, хохотал на разный лад, то стихая, то вновь выплевывая капли звонкого мальчишеского смеха, который оборвался, едва его глаза зацепили неподвижного Живаго с расколотой надвое головой.
Глава V. Рыцари