Проходит лет тридцать. Экватории смещаются, солнышко успевает улететь, и не совсем туда, куда ожидалось. Летит мимо поисковый астрозонд и снимает данные – естественно, в гиперполярных координатах с привязками к реперным точкам, потому что автоматике так проще. Рапорт идёт в Институт. Там скучающий молодой сотрудник проверяет координаты (которые из гиперполярных в центральные переводятся непросто и с большим лагом), спектр и светимость (а это всё тоже меняется от времени, иногда значительно) и приходит к выводу, что открыто новое небесное тело. Которое он от скуки называет Злыдотой и присваивает ему номер, допустим, ЕН-8-97030. Причём не запретишь ему, гаду, называть небесное тело как вздумается. Потому что общественность тут же вспомнит о священных правах космонавта. Поднимется жуткий кипеш. А потом Горби со своей кушеточки всех разведёт и перессорит ещё и по этому поводу.
В общем, на картах поблизости от Валентины загорается звезда Злыдота. То есть опять же не загорается, а ждёт своей очереди.
Потом на второй планете Валентины найдут трансураны и начнут их добывать. А на втором спутнике четвёртой планеты Злыдоты обнаружатся редкие формы жизни, и там откроют биостанцию. Обе заявки реализуются. И ничего: некоторое время геологи будут летать на Валентину, а биологи – на Злыдоту, не подозревая о близком соседстве. Но рано или поздно это всё-таки выясняется. Например, потому, что начинается разметка экватории под протокол ГПП/14 МКС, и тут-то всё и вылазит. И дальше нужно как-то определить, какой же номер и какое название дать в итоге пресловутому солнышку.
Вот тогда дело и передаётся в МКпИПКО. Которая, руководствуясь умом и сообразительностью, а также хорошим вкусом и лоббистскими возможностями заинтересованных сторон (потому что кому-то придётся переделывать все документы, а этого никто не любит), решает вопрос. То есть после нескольких месяцев заседаний и переписки звёздочка получает номер 8-97030 (потому что биологи продавили) и имя Валентина (из эстетических соображений, поскольку предкомиссии не любит тупого юмора). Или наоборот, если геологи круче, а во главе комиссии оказался тупой юморист. Бывало и так, что номер и название меняли на что-то совсем третье, так как никто не хотел уступать… Виттель описывал все эти ситуации с тонким, задушевным ехидством. Надеюсь, немногочисленные читатели «Воспоминаний» смогли оценить его юмор по достоинству.
Ффффу. Весь день за клавиатурой просидел. Пойду кофейку себе принесу, там ещё осталось. Или лучше поспать?
А вот сейчас и выясним.
Обнаружил в пищеблоке пачку засохших сырных галет. Если размачивать в кофе – очень даже ничего. Устроил себе завтрак аристократа – звезда класса G, Моцарт (ария Моностратоса из «Волшебной флейты»), галеты, кофе. Ещё бы трубочку. Но этого в космосе не бывает в принципе.