Завет из Египта. Пролог
С начала участия в революционном демократическом движении 1989–1991 годов меня постоянно беспокоила мысль: что о наших делах прочитают дети в учебниках спустя лет триста? Знать бы еще, что это будут за учебники и что это будут за дети! Поэтому долго, будучи на сносях воспоминаниями, себя сдерживал, полагая, что графомания – порок распространенный, и если можешь не писать – не пиши.
Но противовесом этому – слова, написанные четыре тысячи лет назад на свитке папируса в Древнем Египте:
«Поэтому пиши, помести это в сердце твое, и имя твое будет также жить. Книга полезнее, чем вырезанная стела или прочная стена гробницы… Человек разрушается, его тело – прах, и все его родственники умерли; но письмена заставляют помнить его имя в устах чтеца. Книга полезнее, чем дом строителя или заупокойная часовня на Западе. Она лучше, чем законченный пилон или стела в храме»[1].
Перед тобой, читатель, не главный герой, но и отнюдь не сторонний наблюдатель некоторых эпизодов Великой Российской Демократической Революции.
Неожиданно для себя обнаружил, как много подзабыто, как много перепуталось в голове. Так что особо ценными были для меня беседы с бывшими сослуживцами и соратниками по политической борьбе.
Стараюсь их цитировать как можно более развернуто: их живые голоса – едва ли не самое интересное, что есть в этой книге.
Libri ex libris fiunt (Книги сделаны из книг): вот и эта представляет собой синтез ранее вышедших: «Спецслужбы на переломе: О работе Московского управления КГБ-АФБ-МБВД-ФСК в переходный период. – М.: Издательский дом «Достоинство», 2017 – 264 с., 12 с. Вкл.», далее по тексту – «Спецслужбы…» (она прошла тогда согласование в ФСБ) и «Демократ – Контрразведчик». Вспоминательный роман. – М., РадиоСофт, 2020. – 704 с. (вкладка – 32 с.) с рядом существенных изменений и дополнений.
Автор, благодарен тем из читателей, кто участвовал в обсуждении этих изданий, и особо признателен тем, кто указал на допущенные в них ошибки и неточности а также поделился своим видением ряда событий, что позволило уточнить описание происходившего. Особо хочу поблагодарить Людмилу Вахнину, Илью Гинзбурга, Михаила Комиссара, Александра Минкина, Александра Михайлова, Людмилу Телень, Валентина Юмашева.
Я благодарен им, но еще больше – тем, кто добился составления этих записей и стоически терпел мое выпадение из повседневной семейной жизни: моим родителям Ирине Евгеньевне Савостьяновой и Вадиму Константиновичу Мочалову, ныне уже – увы! – покойным, жене Юлии, сыновьям Кириллу и Алексею, внукам Дмитрию (он неохотно соглашался отпустить деда поработать), Евгению (уже третье поколение Савостьяновых не обходится без своего Евгения) и Софии.
Отдельная благодарность – Фонду «Президентский Центр Б.Н. Ельцина», проявившему интерес к упомянутым трудам и давшему толчок написанию этой книги.
Итак, начнем.
Глава 1. Преамбула
Первый опыт политической борьбы
Родившись 28 февраля (а на самом деле 29 февраля, но мама упросила врачей пойти на невинный подлог) 1952 года и являясь представителем предпоследнего «совкового»[2] поколения, я получил возможность говорить о том, что «пожил при Сталине» и «до водородной бомбы».
Так что первую мою годовщину в семье праздновали в тот день, когда 28 февраля 1953 года Сталин со своей свитой последний раз тоже сел за трапезу, от которой уже не оправился, а наоборот – отправился… К праотцам. В тот же день Уотсон и Крик открыли структуру ДНК – знаменитую двойную спираль.
Про водородную бомбу вспомнил не случайно. Я появился на свет в том же здании на углу улицы Еланского (до большевиков – Клинической) и Большой Пироговской (Большой Царицынской), где за 31 год до меня родился «отец водородной бомбы» академик Андрей Сахаров, один из величайших людей, с которыми мне довелось общаться и о котором в этой книге речь будет идти не раз.
Москва моего детства – город каменных громад и деревенских домов, бараков. Такой была и наша Кропоткинская улица (сейчас – Пречистенка). Город, враз заполнившийся странными людьми, про которых я слышал, что «они – оттуда», – худыми, жесткими. Город чистого воздуха и красивых парадов, гнилой картошки и бесконечных очередей. Город – огромная стройка. В футбол можно было играть во дворе нашего дома 34/18 и на улице. А по крику: «Машина идет» – отскакивать на тротуар, чтобы пропустить очередной грузовик на газу или лимузин. Обилие посольств вокруг (Австралии, Италии, Финляндии) позволяло в дни приемов полюбоваться сказочно красивыми машинами из совсем другого «оттуда»: Buick, Pontiac. Сколько себя помню, были перебои с продуктами. В магазинах продавали грязную, подгнившую картошку и капусту. Иногда, как правило, по записи – колбасу, макароны и крупы. Сыр и мясо не продавали – «выбрасывали», чтобы в рукопашной схватке покупатели могли определить, кому из счастливцев «дефицит» достанется. А если уж продавали, то с криками «больше килограмма/штуки