Если Брюс не желал положить конец войне в великой битве (а видит бог, Алекс старался его уговорить), оставалась возможность заключить перемирие. И Брюс не отказывался вести переговоры. Однако не соглашались англичане. Единственное, что мог сделать теперь Алекс, – пойти иным путем. Положить конец войне с помощью увещеваний, разумных доводов, компромиссов и влияния, которым он когда-то пользовался как английский барон, помочь англичанам оценить важность мира и усадить их за стол переговоров.
Задача была не из легких. Черт возьми, ему предстояло совершить Прометеев подвиг. Но, бог свидетель, это было лучше, чем устраивать набеги, захватывать заложников и поджигать амбары с невинными людьми.
Когда Розалин решила, что хочет вернуться в Англию, Алекс вызвался сопровождать ее и охранять. Это и дало Бойду повод съязвить, напомнив о «спасении прекрасных дев». Алекс не знал, как Бойду удалось ее вернуть. Должно быть, что-то заставило Розалин поверить, будто он изменился. Алекс надеялся, что это правда. Ради ее блага.
Однако, в отличие от Розалин, Алекс не вернулся.
Он говорил себе, что все еще борется за право Брюса на трон, но знал: бывшие его собратья видят все иначе. Для них он предатель, вероломно вонзивший им нож в спину, а причины, что заставили его перейти в лагерь врага, не имеют значения.
Им безразлично, как мучительно тяжело далось ему это решение, самое трудное в его жизни. Долгие месяцы он не находил себе покоя. Для него покинуть гвардию было все равно что отрубить себе руку – он в самом деле едва не лишил себя руки, когда срезал татуировку. Страшная боль раздирала ему душу недели… месяцы… проклятье, все еще жгла его изнутри.
И вот теперь не правосудие Господне должно решить, правильный ли путь он избрал, но бывшие его собратья.
А это значило, что он уже мертвец.
Алекс оставил без внимания колкие слова Бойда об ударе ножом в спину.
– Я думал, вы не заметите девочку на дороге. Сомневаюсь, что даже один из тех, кто чернит свои доспехи, позволил бы растоптать ребенка, если мог этому помешать.
Ближайший к Бойду мужчина громко рассмеялся.
– Здесь он тебя побил, Налетчик, – сказал Максорли.
Но если у Алекса и мелькнула надежда найти сочувствие у добродушного моряка, вечного шутника и балагура, она исчезла, стоило ему встретить жесткий взгляд Максорли. Казалось, на лице его застыла непроницаемая маска, как и у Бойда, в глазах читалось одно лишь презрение к предателю. Здесь были все: Маклауд, Максорли, Кэмпбелл, Макгрегор, Бойд, Сазерленд, Маккей, Ламонт и Маклин. Лицо последнего воина Алекс не узнал под шлемом.
Возможно, это тот, кто занял его место?
Мысль эта отозвалась в нем неожиданно острой болью. Алекс навсегда отрезал себе дорогу назад. Он это знал. Но смотреть в лицо бывшим товарищам и видеть в их глазах осуждение – это нечто иное. Семь лет эти люди были ему братьями, а теперь ненавидели его.
Принять