У меня была специальная шапочка и шлёпанцы, как у заправских банщиц. Но моя парилка начиналась и заканчивалась на самом входе. И веником меня пошлепали легонько только пару раз. Кожа у меня нежная, тонкая, да и врачи не разрешали многое. Например, плавать в водоемах и загорать. Когда-то летом бабушка разрешила мне позагорать, а врач потом отругала за это мою маму.
Вообще-то детство с бабушкой проходило насыщенно и интересно. Каждый день прогулки. То к соседке в гости, то на демонстрацию с бумажными цветами (а это два раза в год!), то в галантерею. Сейчас нет таких магазинов. А в Союзе были. И для меня лет до десяти они были самыми интересными магазинами в мире! Исключение составлял только большой Детский Мир.
В галантерее бабушку можно было «раскрутить» на то, что нынче принято называть словом «бижутерия». А я, ох, как тяготела ко всяким кулончикам и перстенькам! Кольца дед брал на завод и распиливал, чтоб поджать их под мои пальчики. Так я и выхаживала по квартире в перстнях и цепочках. На улицу мама строго настрого запретила в них выходить. «А почему?» – мысленно недоумевала я.
Моя мама была самая-самая мама в мире! (После Карлсона, конечно). Она славилась безупречной внешностью и вкусом. Всегда хорошо причесанная, с начёсом, как было модно в семидесятые, стройная, высокая и пахнущая французскими «Клима». Раз в полгода (мне так запомнилось) папа дарил маме флакончик дорогих и редкостных по тем временам духов, и все в нашем доме потрясающе благоухало ими. Но однажды мама разлила полфлакона дорогущего парфюма на новенький палас. О, Боже! Как болела голова! С тех пор моя любовь к духам и охладела. (Надо заметить, вернулась она не так уж и быстро, лет тридцать спустя.)
Жили мы тогда в коммуналке. Одна комната принадлежала нам, а в другой жила соседка Дарья Ивановна. Или просто баба Дарья.
Дарья Ивановна была крупной статной старухой, похожей на бабу Ягу. Извините, факт есть факт. Когда я была ещё крохой и разглядывала в книжках картинки, то увидев нарисованную бабу Ягу, воскликнула «О, наша баба Дарья в книжку попала!» С тех пор мама поняла, что сказочную нечисть я бояться не буду.
Да я и не помню, чтоб я чего-то в детстве боялась. Ничего, кроме одного – остаться без мамы.
В больницах того времени было жёсткое правило. Ребенок должен был находиться в стационаре без мамы и не важно, месяц или два он там пролежит. А что может делать малыш в чужом месте без мамы, без игрушек, без мультфильмов, без книжек, без привычной еды, без прогулок?! Плакать. И я плакала. Долго, много, горько и безнадежно. Только чужие люди вокруг, болезненные уколы и страшные процедуры.
Мама платила санитаркам, чтоб они пускали ее ко мне хоть на часок. Так я и жила в ожидании мамы каждый день.
Наверное, поэтому с самого детства во мне засел страх – остаться без нее. Она, как большая птица, укрывала меня своим крылом от всех бед и ненастий. Только в ее