Чтобы посмотреть на небо через ветви, Фома медленно, по-старчески неспешно подошел к яблоньке и стал под нее. Ветер зашумел в ветвях, срывая последнюю листву. Фома вдруг, поддавшись ностальгии – властному и в полной мере доселе ему еще неизведанному чувству, внезапно пронзившему его насквозь сверху вдоль спины до ноготков мизинцев ступней – прижался к стволу, будто слившись с деревом, и раскинул руки вдоль веток. Яблоня закачалась вместе с Фомой, как один живой организм. И тут в просвете Фома заметил яблоки. Как белый снег в распутицу средь марта… Странно, что он ранее их не замечал – вся яблоня была, как говорят в народе, усыпана яблоками. Да еще какими яблоками: прозрачными, будто из хрусталя! От удивления Фома зажмурился…
4
Как летний дождь в кромешную жару…
– Дедушка, вам плохо?
Фома открыл глаза – парень с девушкой стояли рядом с ним и участливо глядели на него, раскинувшего руки и пытающегося сорвать невидимое никому, кроме него, яблоко. Фома оглядел молодых: тонкая красная ленточка браслетом стягивала их запястья.
– Вы – ослепительно молодая пара, и так походите друг на друга!
Молодые переглянулись и засмеялись так чисто, радостно и спасительно, как летний дождь в кромешную жару… А Фома закрыл глаза и вспомнил, как почти полвека назад именно эту фразу произнёс старичок, почему-то в теперешних воспоминаниях очень походивший на деда-птицелова, а не на дедулю-пасечника из далёкого радостного детства.
5
Как стол, ломящийся от яств в Страстной Пяток…
Тогда он с Машенькой брал билет в железнодорожных кассах. Он уезжал один, и Машенька его провожала. Но хотя всё уже было решено, он медлил перед открывшейся кассой, будто предчувствуя, что, взяв билет, потеряет Машеньку. Хотя откуда он мог знать тогда, что они расстанутся навсегда! Не мог он знать! Но появился этот улыбающийся дед-птицелов с птичьей клеткой, с деревянным посохом-клюкой и завязал с ними разговор прямо у кассы. И начал он разговор именно с этой фразы.
– Вы – ослепительно молодая пара, и так походите друг на друга.
Кассирша посмотрела на Фому и на Машеньку, улыбнулась и остановила взгляд на старике.
– Так вам один билет? Или два? Или три? Как сладко медок пахнет!.. Как в детстве!
Старичок тоже широко улыбался и сквозь мягкий прищур глаз наблюдал за Фомой и Машенькой.
Машенька же улыбалась едва-едва, как Джоконда; и её улыбка была так же окутана туманной дымкой в манере сфумато, как улыбка Моны Лизы. И в этой улыбке Фома прочитал отрешенную удивленность, граничащую с жаждой ложного прозрения. Осязаемый воздух, подернутый легким маревом, существовал лишь в воображении Фомы – он видел Машеньку точно, как на портрете знаменитого флорентийца, открывателя сфумато, да и фоном для портрета служили не аллегории людских страстей, а классический пейзаж Леонардо – скалистые холмы