Годы не просто старили Аэлис, а усиливали ее непривлекательность. Её громкий голос с мужскими нотками в голосе, тяжелые руки, которыми она раздавала подзатыльники слугам, – всё отталкивало его от своей жены. Поэтому он старался проводить все свое время или на войне, или при дворе короля, где было много молодых симпатичных служанок. Лишь подальше от Аэлис, которая то и дело жаловалась на свое здоровье и последние десять лет постоянно сидела на ушах, что её вот-вот заберет к себе Господь, но до сих пор так к нему на встречу и не собралась.
Детей своих Рауль не любил. Никто из них не был на него похож ни внешностью, ни характером. Что касается сыновей, ничего общего у него с ними не было.
Готье вырос маменькиным сыночком, с плачем учился ездить на коне, истерил, когда отец забирал его с собой на охоту. Рауль хотел отдать его в научение к родственникам жены, но она воспротивилась – и он отступил. Что касается Симона, он подумывал отдать его ко двору Вильгельма Нормандского, поскольку Матильда была ему дальней родственницей.
Казалось, жизнь графа Валуа вошла в наезженную колею, как вдруг в неё ворвалась киевская колдунья, которая своей славянской красотой свела его с ума. К тому же его внутреннее отчаяние усилилось еще и тем, что она тоже была к нему не равнодушна. И хотя всеми силами старалась это скрыть, взгляды, которые она бросала на него, убеждали Рауля в ее ответных чувствах.
Серые, безрадостные будни, которые он влачил в своем замке, сделали его не просто раздражительным, а неистовым в своем гневе. Его все выводило из себя: и жена, на которую глаза бы его не глядели, и ее постоянное шмыганье носом, и старший сын, не способный даже в малом противостоять отцу, и дочки, которые росли такими же некрасивыми, как и их мать, из-за чего придется давать за ними большое приданое, чтобы их согласились взять замуж титулованные синьоры.
Когда Рауль де Крепи услышал, что Генрих собирает армию из войск своих вассалов, чтобы идти на помощь Вильгельму Нормандскому, он обрадовался и стал готовить своих рыцарей к походу. Но требования прибыть со своим войском в Париж от короля так и не получил. По-видимому, все же тот опасался, что строптивый вассал сведет с ним счеты в одном из боёв.
За своими мыслями, которые заполонили его голову, граф Валуа даже забыл, что сидит до сих пор в лохани. Об этом ему напомнила остывшая вода, от которой он почувствовал озноб, пробежавший по телу.
Позвав Бастиана, он закончил купание и лег в расстеленную постельничим постель, приказав ему укрыть себя поверх покрывала еще и медвежьей шкурой.
Неожиданно нахлынули воспоминания, и Рауль погрузился в те времена, когда он был при дворе Эда II де Блуа, пасынка короля Роберта II, который приближался к своему тридцати