Мне нужна помощь, сам не могу оттолкнуться от дна. Решение я принял еще полгода назад, на реабилитации, но оно по-настоящему вызрело лишь сейчас. До этого всегда была фига в кармане. Я хочу жить трезво, без панических атак, без похмельной злости, без страха умереть от сердечного приступа, без этой беспорядочной ебли, без животного вдохновения. Мне нужно двигаться на ровном, как Сновидцу-По-Призванию. Готов подняться на следующую ступень, как бы стерильно и одиноко на ней ни оказалось.
В липких отходняках ворочался в постели до наступления утра. Потом стал тихонько убираться, стараясь не разбудить Севу, выливал пиво из недопитых бутылок. Я сварил Севе кофе, он встал и сразу принялся разминать голову, махать руками и петь какие-то рабочие фрагменты на разных языках. Русский, английский, немецкий. В общем, готовился к рабочему дню.
– Ты говорил, что брат в завязке. Узнай номер Чудо-деда, – попросил я.
– Какого нахуй деда?
– Ну, который заговорил или закодировал твоего брата. В жопу выебал, я не знаю. Как в том анекдоте. Про закодированного у кузнеца.
– Да, в курсе, я тогда тебе щас скину номер Гриши просто. А че за анекдот?
Пока Сева пересылал мне номер брата, я рассказал ему анекдот. Мужик выходит из тюрьмы, хочет отпраздновать, но все собутыльники говорят, что их закодировал кузнец. Ладно, мужик тоже идет к кузнецу, просит закодировать его. Кузнец пристегивает наручниками к верстаку и трахает в очко. Потом говорит: узнаю, что пьешь, всей деревне расскажу.
– А, вот что, – лишь усмехнулся Сева. Мне тоже это уже не казалось смешным.
Через несколько часов я был в поселке Трудовое. Надпись на калитке сообщала, что дом охраняется крупной собакой. Чтобы быть пунктуальным, я несколько минут походил по пыльной дороге, потом позвонил в звонок. Голос из динамика велел ждать, потом высунулся Чудо-дед. Он оказался крепким мужиком под полтинник.
Чудо-дед сухо и строго пожал мою руку:
– Проходите.
Полуврач-полусвятой, он переоборудовал гараж под процедурный кабинет для изгнания бесов.
Тут были старенький музыкальный центр, несколько икон, свечи, стул и плетеное кресло. Меня Чудо-дед усадил в кресло. Я вспомнил фильм со Шварценеггером, кажется, назывался он «Клон», что удивил меня в отрочестве. Клоны-наемники там шли на смерть не раздумывая, зная, что в следующую минуту после того, как умрут, появится их двойник, наделенный памятью только что умершего. Они меня восхищали, в этом была настоящая самоотверженность, когда ты не зациклен на сиюминутном своем существовании. С другой стороны, мне казалось, что это сатанизм – настолько презирать оригинал, данный Богом.
Я и моя болезнь стали единым целым, мы как будто по очереди выходим к рулю, пока второй набирается сил и отдыхает в театральной могилке. Но мы так срослись, и границ между Я и Оно совсем нет, градиент настолько зернист, неоднороден, что совсем непонятно, где тут отрезать сиамского близнеца.
– На