«Стоило ситуации смениться с отсиживания в замках до войны, как заскрипели кости и разломались ржавые мечи… Как же мы стары…» – устало подумал Филипп.
* * *
Поздно ночью из Молчаливого замка отбыла герцогиня Амелотта де Моренн. Герцогиня сослалась на необходимость успокоить восстания в своих землях, которые учинил ее военачальник. Но все понимали – ей требовалось в уединении почтить память своей подруги, что была ей сестрою. За все эти дни никто не услышал от нее ни одного вредного слова; она ходила гримом по высоким залам, больше не хватаясь привычно за рукав подруги. Голова ее поникла, морщинистые губы поджались, и старая герцогиня теперь чаще глядела себе под ноги, на холодный гранит и свои кружева, словно была мыслями в прошлом. Искала ли она ответ на вопрос, с какого момента началось предательство Мариэльд, или просто погрузилась в какие-то другие размышления – неизвестно; ее душа была сокрытее самых сокрытых темных пучин.
Амелотта пообещала вернуться, чтобы показать свою память Горрону и доказать преданность клану. Но после ее отъезда в воздухе витало ощущение, будто ее здесь больше не увидят – ее не интересовали ни походы на Ноэль, ни грядущие переговоры, ни перемены совета. Стоило графине Мариэльд исчезнуть из ее жизни, как сама ее жизнь, кажется, потеряла всякий смысл.
– Мари не предавала… – утверждала растерянно она. – Не предавали и мы. Мари – жертва велисиала…
Как порой всего-навсего один вытащенный из основания крепости камень может порушить эту крепость, так и совет после предательства одного его участника стал погружаться в тягостную апатию. Следом за Амелоттой исчезли из замка те, кто не мог по каким-то причинам участвовать в походе в Ноэль. Исчезли и некоторые старики, чувствующие себя неуютно в стенах этого похожего на человеческие жилища замка. Они вернулись к себе в леса и уже более не являлись сюда, понимая, что этот мир не для них. Легла спать в свои ледяные пещерные покои под замком Пайтрис. Причем сделала она это вопреки тому, что ее супругу как никогда нужна была поддержка. Ее молчаливый протест против этой жизни уже был явен каждому. Притаилась в своей комнате и прекрасная Асска, но уже от другого чувства – чувства тягостного понимания того, что в совете происходит нечто дурное, болезненное.
И хотя Летэ продолжал гневно настаивать на испитии Гейонеша, события последних месяцев показали – это уже не тот Летэ фон де Форанцисс, каким он был тысячу лет назад. Доверие и уважение к нему подорвалось, поэтому после отбытия герцогини многие последовали ее примеру и на момент переговоров удалились из замка под благовидными предлогами.
* * *
Филипп