Всё сказанное заставляет сделать вывод о том, что варварские культуры преступны. Так оно и есть. Варварство отличается от обычной преступности только своими масштабами. Разумеется, делишки воровских шаек или мафиози не идут ни в какое сравнение с целыми варварскими «республиками», «независимыми государствами» и т. п., но суть их деятельности та же самая.
Особый интерес представляет своеобразная красота варварства – и, соответственно, периодически вспыхивающее восхищение части цивилизованных людей варварами. Ответ довольно прост: варварство стремится выглядеть привлекательным; это часть его политики мимикрии. Нигде не уделяется столько внимания бытовой эстетике, сколько у варваров, а их вожди обычно прямо-таки утопают в экзотической роскоши».
Всё это было написано тогда, когда радикальное движение «Талибан» едва не взяло Кабул, а Шамиль Басаев со всей «Ичкерией» не вылезал из эфиров либеральных российских телеканалов, но до «подвигов» «Аль-Каеды» и, уж тем более, до феномена ИГИЛ [2] оставались ещё многие годы.
Крылов направил на варварство интеллектуальный ланцет столь же острый, какой Шафаревич нацелил на «малый народ». Его ненависть к варварству и паразитизму, воплощавшим его историческим силам, явлениям, этносам, была беспощадной и в эпоху закручивания гаек в отношении русского национализма закономерно довела до приговора по 282‐й статье Уголовного кодекса (УК) РФ в 2012 году.
Этот приговор за призыв «покончить со странной экономической моделью», выражавшейся в усиленном кормлении некоторых регионов только на том основании, что они способны причинить всей остальной России неприятности, доставил Крылову немало неудобств, связанных с тем, что его, в отличие от всевозможных варваров, включили в списки экстремистов и лишили даже права иметь собственную кредитную карточку, не говоря уж о возможности отдохнуть не на «Кавказских минеральных водах».
Социальная