– Повторится то, что уже было... – бормотал он, закрыв глаза. – Ничего нельзя ни предотвратить, ни изменить... Потому что Великие Боги гневаются на нас. Семаргл больше не стоит на страже. Светозарный, он больше не является в огненном вихре, сжигая всю скверну. На своем коне с гривой из золота и шерстью из серебра он скачет по иным просторам... Дым – его знамя! Там, где он проезжает, за ним тянется черный выжженный след...
У нее сердце ушло в пятки, а волосы на голове зашевелились. Она позволила этому маньяку привести ее в квартиру, запереть дверь...
– Ты будешь спать там, в другой комнате! – заявил он. – К счастью, соседи оставили мне ключи. Сиди тихо, как мышка, что бы ни происходило. Поняла?
– П-поняла...
Он налил ей полстакана водки.
– Выпей!
Она замотала головой.
– Я... уже и так...
– Пей!
Она поспешно проглотила спиртное, закашлялась. Маньякам нельзя перечить, это приводит их в бешенство...
Москва. Наше время
Лето и осень прошли для Астры в раздумьях. Она переехала на Ботаническую улицу, в квартиру, оставшуюся ей от бабушки. Как ни уговаривали в очередной раз родители поселиться у них – Астра отказалась.
– Для кого я такую домину выстроил? – сокрушался отец. – Нам с матерью одного первого этажа хватило бы. Из-за этаких площадей целый штат прислуги нанимаем. А единственная дочь ютится в двух комнатах. Скажи ей, Леля! – взывал он к жене.
Та только вздыхала. Непослушная Астра выросла, непокорная. Все по-своему делает, никаких советов не признает. У нее идет какая-то другая жизнь, непонятная, непостижимая для Ельцовых-старших.
– На девочку личная драма повлияла, – неуверенно объясняла поведение дочери Лилиана Сергеевна. – Перед свадьбой узнала, что жених ей изменяет, а потом он и вовсе погиб[1]. Теперь она не может решиться на семейные узы. С Матвеем у нее, кажется, тоже не ладится.
Юрий Тимофеевич сердито сопел. Для кого он капитал зарабатывает не покладая рук? Компанию развивает? Астра, что ли, будет продолжать страховой бизнес? Он на внуков надеялся, мечтал мальчишек растить, непременно двух, – чтобы один другого краше и умнее. А дочь и не думает замуж выходить и тем более рожать.
– Ты пойми, Леля, ей уже тридцать стукнуло, – не выдерживал он. – Еще лет пять, и придется это... как его... в пробирке детишек выращивать!
Жена хмурилась, поджимала губы.
– Не преувеличивай. Некоторые и в сорок рожают. Вон Нинка...
– Хватит меня баснями кормить! – взрывался Ельцов.
Потом, конечно, успокаивался. У каждого – своя судьба. Он дочери не указ. Пусть живет, как хочет. В кого она такая? Ни в отца, ни в мать... Что она любит? Во что верит? На что надеется? Черт ее разберет!
Отношения Астры с Матвеем Карелиным складывались сложно. С одной стороны, они начались драматично, имея все предпосылки перерасти в глубокое чувство. С другой – в них изначально была заложена ложь, и эта ложь удерживала их от развития.