Заложники любви. Пятнадцать, а точнее шестнадцать, интимных историй из жизни русских поэтов. Анна Сергеева-Клятис

он склонен думать, что мать или Воейков принуждают Машу к этому браку. С другой – мысль о действительной перемене Машиных чувств не дает ему покоя. В конце концов, искать согласия с самим собой Жуковский отправился в Дерпт в январе 1816 года, желая лично разобраться в ситуации и познакомиться с предполагаемым женихом Маши, с которым пока он неистово боролся заочно. И тут произошло чудо: Мойер понравился Жуковскому. Стало очевидно, что Маша не обманывала его, она и вправду привязалась к своему жениху, человеку не просто порядочному, но близкому ей по духу, напоминающему ей Жуковского. Кроме того, она всей душой стремилась вырваться из-под деспотической власти своего зятя А. Ф. Воейкова, который постепенно превратил жизнь семьи Протасовых в кромешный ад. Особенно страдала сестра Александра, в том числе и от поведения мужа в отношении Марии. Хотя определенно трудно сказать, кто страдал больше: доставалось всем, и матери, и дочерям. Замужество Маши должно было хотя бы отчасти положить конец этой тирании. Говорить о радикальной перемене чувств Маши к Жуковскому не приходится, что будет отчетливо видно из дальнейших событий. Однако в этой ситуации ему нужно было отойти в сторону, и Жуковский постарался сделать это так, чтобы не разрушить ни собственных отношений с Машей, ни ее хрупкого покоя, которым дорожил.

      В апреле 1816 года Жуковский снова приехал в Дерпт и за исключением нескольких отлучек в Петербург пробыл там целый год. «Ему хотелось вдвоем с Мойером состряпать счастье Маши, пожить утопией платонического “ménage en trois”[13], напоминающего отношения Гёте к Шарлотте и Кестнеру. Гёте освободился от них поэтическим актом, создав “Вертера”; для Жуковского они были испытанием, страдой воли»[14].

      14 января 1817 года Мария Андреевна Протасова и Иоганн (Иван) Филиппович Мойер обвенчались. Жуковский был на свадьбе и еще некоторое время после нее провел в Дерпте. Оттуда писал А. И. Тургеневу: «Свадьба кончена, и душа совсем утихла. Думаю только об одной работе»[15]. Однако на самом деле это не было успокоением. Нужно было заново учиться жить, а вернее, выжить и не потерять себя. «“Шагни, и еще раз”, – твердил мне инстинкт…» – скажет о подобном состоянии поэт иного века. В марте Жуковский с горечью признается: «Старое все миновалось, а новое никуда не годится. С тех пор, как мы расстались, я не оживал. Душа как будто деревянная. Что из меня будет, не знаю. А часто, часто хотелось бы и совсем не быть. Поэзия молчит. Для нее еще нет у меня души. Прежняя вся истрепалась, а новой я еще не нажил. Мыкаюсь, как кегля»[16]. Не так давно была написана Жуковским песня «Кольцо души-девицы…». Словом «песня» обозначался в то время легкий стихотворный жанр, но в этом случае при всей простоте исполнения содержанием она очень походила на печальную элегию. Герой теряет в море кольцо возлюбленной и утрачивает ее любовь. Теперь ему остается только лить слезы по невозвратному счастью:

      Вчера ей жалко стало:

      Нашла меня в слезах

      И что-то, как бывало,

      Зажглось у ней в глазах.

      Ко