– Да. Только это они и умеют.
Мы смотрели друг на друга, и это было так странно, так театрально-напыщенно, и весь разговор был нелеп, ведь нам никогда не понять друг друга. Она мертва. Ее жизнь – чужая смерть. Я жив. Но с ее стороны – все наоборот.
– В этом нет моей вины. – Ее голос вдруг стал спокойнее, мягче. И рука на шее Егора чуть расслабилась. – Вы, вы, называющие себя Ночным Дозором… те, кто не спит по ночам, кто решил, что он вправе хранить мир от Тьмы… Где вы были, когда пили мою кровь?
Медведь сделал шажок вперед. Крошечный шажок, будто и не переступил могучими лапами, а просто скользнул под напором ветра. Я подумал, что он будет так скользить еще десяток минут, как скользил весь этот час, пока длилось противостояние. До тех пор, пока не сочтет шансы достаточными. Тогда он прыгнет… и если повезет, мальчишка будет вырван из рук вампирши, отделавшись парой сломанных ребер.
– Мы не можем уследить за всеми, – сказал я. – Просто не можем.
Вот что страшно… я начинал ее жалеть. Не мальчишку, влипшего в игры Света и Тьмы я жалел, не девушку Светлану, над которой нависло проклятие, не ни в чем не повинный город, который ударит этим проклятием… Вампиршу я жалел. Потому что и впрямь – где мы были? Мы, называющие себя Ночным Дозором…
– В любом случае у тебя был выбор, – сказал я. – И не говори, что это не так. Инициация проходит лишь по обоюдному согласию. Ты могла умереть. Честно умереть. Как человек.
– Честно? – Вампирша мотнула головой, рассыпая волосы по плечам. Где же Семен… неужели так трудно взобраться на крышу двадцатиэтажного дома? – Я бы хотела… честно. А тот… кто ставил подписи на лицензии… кто предназначил меня в пищу? Он поступал честно?
Свет и Тьма…
Она не просто жертва взбесившегося вампира. Она была назначена добычей, выбрана слепым жребием. И не было у нее никакой судьбы, кроме как отдать свою жизнь для продления чужой смерти. Вот только тот парень, что рухнул мне под ноги пригоршней праха, сожженный печатью, он полюбил. Действительно полюбил… и не высосал чужую жизнь, а превратил девушку в равную себе.
Мертвые умеют не только отрывать головы, но и любить. Беда лишь в том, что даже их любовь требует крови.
Он вынужден был ее скрывать, ведь он превратил девушку в вампира незаконно. Он должен был ее кормить, и тут годилась лишь живая кровь, а не склянки, сданные наивными донорами.
И началось браконьерство на улицах Москвы, и мы, хранители Света, доблестный Ночной Дозор, отдающие людей в жертву Темным, встрепенулись.
Самое страшное в войне – понять врага. Понять – значит простить. А мы не имеем на это права… с сотворения мира не имеем.
– И все-таки у тебя был выбор, – сказал я. – Был. Чужое предательство – не оправдание собственного.
Она тихонько засмеялась.
– Да, да… добрый слуга Света… Конечно. Ты прав. И ты можешь тысячу раз повторить, что я мертва. Что душа моя сгорела, растворилась в сумраке.