Юное дарование сглотнуло, яростно закивало и выговорило что-то вроде «Очрад».
Аплодисменты.
Второй участницей панели была облаченная в расшитый иероглифами кафтан, джинсы и сандалии дама средних лет, родом из Хебден-Бридж. Казалось, она крепко спит. Филип забыл ее имя сразу же, как Глория его назвала, но, по всей видимости, она была автором опуса под названием «Сосуд с цикутой».
– Дебютный роман, – сообщила Глория публике, – вызвавший самые противоречивые отклики из-за эпизодов межвидового секса и бестрепетных описаний насилия.
Вялые аплодисменты. Спящая кивнула, не открывая глаз.
– Третий наш гость сегодня – Филип Мёрдстоун. Что я могу сказать? Это человек, первый роман которого, «Первый у финиша», завоевал столько наград, что все не перечислишь. Затем он создал ряд проникновенных романов о мальчиках-подростках – романов, в корне пересмотревших наши представления об инвалидности. Однако в начале этого года он сумел всех удивить, совершив глобальный переход в царство фэнтези. Он, разумеется, автор опубликованной «Горгона-букс» «Темной энтропии».
Бурные аплодисменты.
– Филип, если позволите, начнем с вас. И не просто потому, что «Темная энтропия» остается абсолютным бестселлером двенадцатую неделю подряд.
Смех, слабые аплодисменты. Филип улыбнулся скромной, даже чуточку виноватой улыбкой.
– Критики единодушно объявили вашу книгу поразительно оригинальным переосмыслением классического толкиновского, гм, образца фэнтези. – Тут Глория помолчала и задумчиво положила два пальца на щеку. – Вынуждена признать, – сказала она, – что, прочитав ваши предыдущие книги, я не могу не задаваться вопросом, откуда, во имя всего святого, возникла последняя.
Филип подпер кулаком подбородок и, как советовала Минерва, выждал три секунды перед тем, как ответить. И тогда, задумчиво хмурясь, но слегка улыбаясь, сказал:
– Конечно же, я всегда любил Толкина. Он – Эверест, который все мы стремимся покорить. Однако я не считал себя альпинистом. Поэтому взялся за исследование, образно говоря, подножий. Холмов социального романа. Разумеется, я всегда знал, что в один прекрасный день мне придется бросить вызов вершинам, позволить воображению воспарить. Однако, – Филип благожелательно улыбнулся Вирджилу Перони, – полагаю, все дело в том, что до недавнего времени я чувствовал себя слишком юным, чтобы добиться настоящей оригинальности.
Рокот смешков постепенно нарастал, пока до самых тугодумов среди публики доходил этот очаровательный и полный самоиронии парадокс.
Глория переждала и продолжила:
– Пожалуй, самое поразительное в «Темной энтропии» – это голос рассказчика. Голос Покета Доброчеста. Который не только