«Берега, берега, берег этот и тот,
Между ними река – моей жизни…
Между ними река, моей жизни течет,
От рожденья течет и до тризны…
А на том берегу – незабудки цветут
А на том берегу – звезд весенний салют
А на том берегу, мой костер не погас
А на том берегу, было все в первый раз…»
«Куда все уходят, куда?
Бегут, как подземные реки.
А кажется мне и не реки,
Куда все уходят, куда?
Слагают иные союзы
Попутчики славы моей…
Куда все уходят, куда?
Не знаю и думать не буду.
Я знаю, уходят отсюда,
И в сердце навек, навсегда
Бедою открытые двери
Грозой за собой затворив»
Я благодарю людей, прошедших через мою жизнь, через моё сердце – друзей, родных, любимых. Живых и ушедших, оставивших неизгладимый след в моей душе. Люблю вас, тоскую о вас, благодарю вас, надеюсь на встречу на том или этом берегу. Простите за все, если можете.
Все имена и фамилии в книге изменены, совпадение с реальными людьми абсолютная случайность, за исключением имен моих близких родственников, которые в силу обстоятельств уже не смогут предъявить мне претензий.
Гурий
Мой дед был младше меня на девять дней. Я родилась первого числа львиного месяца августа, а он десятого. Поэтому, он хоть и считался главой прайда, старшинство было моё. Дедушка приходился братом своей жене, Дарье Григорьевне – тоже был Григорьевич. Имел Райское происхождение – звался Гурий. Из любимых сказок мне было известно, что Гурии живут в Райских кущах и поскольку они все особы женского пола, получалось, дедушка у них главный. Когда моя тетя, называла его коротко «дядя Гутя», сразу же получала выговор от внучатой Гурии. Потрясением стала встреча с женщиной – Гурией, тёткиной соседкой, оказавшейся на поверку Бабой Ягой, сидящей в валенках при тридцатиградусной жаре на завалинке своей развалюхи. Наличие черной курицы подтвердило мои подозрения в ведьмачестве бабы Гути и оправдало отсутствие ног у её избушки. Сперла шустрая квохчущая шельма ноги! Оправившись от испуга, признавать старуху Гурией я категорически отказалась.
Гурий Григорьевич – «белый» брат «красного» командира. Первое надолго определило его на земляные работы, второе спасло жизнь. Главное! Ни у кого не было такого красивого стеклянного глаза, как у деда. Впрочем, дедом его назвать было трудно, даже в пору моей юности. Все незнакомые принимали его за моего папу, когда в воскресный день мы совершали ритуальное шествие по «нашему» маршруту. Григорьевич в синем габардиновом костюме, голубой рубашке с распахнутым воротом, высокий, благоухающий воскресным одеколоном, ведет за руку маленькую девочку кукольной внешности и размеров. Большая часть Дюймовочки состоит из пышного платьица, полыхающего алыми маками и красного банта. Дедушка гоооордый! Я первая, и единственная пока, внучка, он сам дал мне необычное, звучное имя. Каждый выходной гуляет со мной, как молодой папаша, а когда может, не только в выходной. Мы идем по родной улице Горького к знакомому магазину, покупаем две шоколадки «Аленка». Большая потом пойдет на угощение домашним, а маленькая, размером с ладошку, принадлежит только мне. Фантики со сказочной Аленкой, аккуратненько уложены в жестяную, раскрашенную коробку. Дальше место тайное, запрещенное бабушкой страшным заклинанием «близко с ребенком не подходить» – уличная пивная. Стол гораздо выше меня, на уровне моих глаз только металлические крючки для авосек на его единственной ноге, да дедовы синие брюки и начищенные ботинки. За другими столами дядьки, сдувая пену, пьют пиво, жуют рыбку, блаженно покуривают. Что делает дед, мне из под стола не видно. Поэтому на бабушкин вопрос, пил ли он пиво, с чистой совестью отвечаю: «Не знаю», хотя она и так унюхает «всего одну кружку».
Возможно, профессия наложила отпечаток на дедовский характер, но только утаить выпитую рюмочку дедушка не мог от бабушки никогда, не только по причине запаха. «Купил разговор!» – немедленно раскрывала она его тайну. «Купи разговору – поговоришь», – советовала язвительно золовке, комментируя её неудачные попытки душевно побеседовать с братом. Но в трудные жизненные моменты именно дедушка говорил, где нужно и кому нужно веское мужское слово, защищая интересы семьи. На работе и дома проводил он в одиночестве целые дни в мастерской, напевая за работой. Радио в столярке никогда не было. Чистота, запах дерева, кружева стружек. Вся мебель в дедовском доме была сделана его руками. Точеные ноги с фигурой восточной красавицы под огромным круглым обеденным столом, рюмочки балясин на «последнем этаже» буфета, матовый блеск лака на дверцах шкафа, кожаный корабль дивана, с резной спинкой вместо классической полочки для слоников. «Столяр краснодеревщик» называлась уважительно