Обострившийся за последнее время слух Торилина, хорошо улавливал и шепот в соседних клетках купе, и бормотание офицеров.
– Три литра спирта, вяленая медвежатина, икра, плюс законник. И порядок, и развлекуха. Ну, как пойдёт?
– А девочек случайно не подвёз?
– Скоро большая станция, сам выберешь, каких захочешь. Давай, лейтенант, соглашайся скорее. Время уходит.
– Лады. Гони сопроводиловку и грузи остальных.
Забрякали буфера. Поезд тронулся. Хлопнули тамбурные двери. Обсохшие тела, вновь покрылись липким потом. Зеки загалдели, поднимая дебош.
– Я так понял, в Законе это ты, – несколько человек топтались у решётки каземата Павла. – Что нужно для тихой поездки?
– Пузырь, воровской продел, банку воды и провести меня вдоль «купе».
Голос говорившего показался Павлу очень знакомым. Он оторвал голову от импровизированной подушки из кителя, освобождая второе ухо.
– И всё? – Воскликнул лейтенант нарочито насмешливо.
– Тельник у этого вижу новый. Подкатите. Ещё тех двоих узкоглазых со вшами. Минимум на четыре пролёта от меня. И одну дверь на волю приоткрой, пока жмуры не образовались.
– Куда я этих китайцев суну, по-твоему? Мужики уже по камерам стоят!
– Тебе порядок нужен. Ты и думай. Вон у тебя король, какой! Один целую каюту заграбастал.
– Не твоего ума дело!
– Начальник, тебе решать.
В тюрьме на колёсах, поднялся нестерпимый гвалт. Орали и барабанили, швыряли из-за решеток, чем попало, начиная равномерно раскачивать вагон.
– Хорошо, – вынужденно согласился лейтенант. – Будет тебе белка, будет и свисток. Связался на свою голову.
Привычный перестук колес быстро восстановился. Чуть повеял небольшой сквозняк. Вслед за этим лязгнул запор решётки Торилинской камеры.
– Чего желтомордые жмётесь? – Охранник с грузинским акцентом, матерясь засопел, впихивая кого-то.
Павел сидел, не естественно устремив широко открытые глаза в подволок, сосредоточенно вслушиваясь в происходящее. Ему хотелось различить в приглушенных разговорах голос, который недавно показался ему очень знакомым. Постараться вспомнить и определить, кому он мог принадлежать. От напряжения опять загудело в голове. Мелко задрожали пальцы рук и задёргалось калено.
– Да не псих он. Контуженный, да ещё и слепой. Понятно? Ишь, обдристались хунвейбины!
– Эй, боец! – окрикнул Павел. – Начальника конвоя сюда позови.
– А может самого Устинова сразу, – удар приклада в плечо, опрокинул слепого зека на нары. – Глохни недобиток, пока не урыл вовсе.
Клацнуло железо запора, зазвенели ключи в связке. Охранник ушёл в дальний конец вагона.
– Что сказал солдат? – прошептал кто-то рядом по-китайски пожилым голосом.
– Сказал, что этот контуженный и слепой, – ответил другой помоложе.
– Наколку на плече видишь?
– Да.
– Чего