– Какая ещё, на хрен, свадьба?! – грубо срывается с губ Димы и у меня внутри будто что-то натягивается, а затем резко обрывается.
Волков в отвращении кривит губы, будто участковый предложил ему нечто мерзкое и непристойное. Дима складывает мощные руки на груди и широко расставляет ноги. Точно так же, как тогда, у штурвала яхты. При взгляде на него, не остается никаких сомнений, кто здесь главный, кто капитан. Зелёные глаза режут, словно острые стебли осоки, уничтожая взглядом побледневшего и заикающегося участкового.
– Ну, так у вас и выбора-то нет, господин Волков, – еле лепечет, пресмыкаясь, участковый, вновь протирая отполированную до блеска лысину, на это раз уже не платком, а злополучной кепкой. – Либо восемь лет строгача… срока, либо оформить, как полагается… кхм! Законные отношения…
Дима резко разворачивается и бьет кулаком в деревянную дверь так, что столп пыли поднимается до самого потолка.
– Твою мать!
Дверь дребезжит. Одновременно с этим слышится звук разбитого стекла.
Широкая грудная клетка Волкова тяжело вздымается. Все черты лица заострились, напоминая дикого опасного хищника, которого пытаются в угол зажать. Смотрит так из-под бровей на сжавшего в комочек участкового, будто сейчас размажет одним ударом.
– Я не женюсь, – леденящим кровь тоном чеканит каждую букву Волков. – Исключено.
Взгляд полыхающий глаз обращается ко мне, застывшей и онемевшей от происходящего. Мой подбородок мелко дрожит от унижения. От слез в глазах калейдоскопом расплывается суровое надменное лицо Димы.
– Собирай вещи, Алёна. Ты идешь со мной.
Глава 18
Алена
В последний раз любовно провожу по изображению святого, едва касаясь подушечками пальцев его тонких черт. С губ слетает тяжелый вздох, и я поспешно прячу небольшую иконку с ликом Николая Чудотворца* в полупустой розовый рюкзак. Самая дорогая для меня вещь, потому что эта икона когда-то принадлежала моей маме. Туда же следом отправляются пара пакетиков бисера, расческа, резинка для волос, часы. Останавливаюсь на секунду, растерянно скользя прощальным взглядом по комнате. Почему-то щемит в груди, когда глаза останавливаются на подушке. Знаю… Она преданно разделяла со мной грусть, ничего не требуя взамен. Взгляд перемещается к той самой трещинке в стене, из которой зимой поддувает, а эта половица ужасно скрипит. Все так бедно, но, вместе с тем, невыносимо привычно. А вот неизвестное будущее до ужаса страшит.
Что же со мной будет? Заламываю беспокойно пальцы.
«Не женюсь! Исключено!» – эти жесткие слова Волкова буквально выворачивают наизнанку.
«А что ты хотела, – ехидный, но справедливый внутренний голос совсем не знает жалости, – после одной проведенной вместе ночи и этого заявления?»
Да как он вообще может смотреть на меня после того, что дядя заставил