А пока за окном протянулись бескрайние степи, сменяя привычный для взора обычный пейзаж. Линия горизонта обрамляла отары овец, колышущиеся по степи, будто волны, табуны лошадей, перегоняемые на новые пастбища одинокими всадниками. Все чаще у железнодорожного полотна можно было увидеть пасущихся осликов, кажущихся игрушечными с высоты мчавшихся мимо вагонов, степенных невозмутимых верблюдов. На телеграфных столбах вдоль полотна тут и там восседали огромные грифы- стервятники, беспристрастно взирая на окружающий мир, или парили, едва различимые в небе.
Оставались позади полустанки и станции. До места ехать было еще далеко, город Кушка- самая южная точка великой страны- Николай это помнил по карте. Было время подумать о будущем и вспомнить прошедшую жизнь, все двадцать лет, оставленных далеко за плечами, неповторимых, дорогих, безвозвратных …
Под убаюкивающий монотонный стук вагонных колес вспоминалось прошедшее детство, с его проказами и безвинными шалостями, яркими, как вспышка, короткими радостями, недолгими огорчениями от случайных детских обид, мимолетных, уходящих в прошлое, как растаявший дым. Казалось, что это все с ним происходило только вчера…
…Вот бабушка Саша, взяв внуков на ярмарку, повела их кататься на карусели, напоив перед этим малиновым квасом в торговых рядах. Как плохо потом ему стало, ребенку, получившему вместо ожидаемой радости неприятное ощущение и испытание, запомнившееся на всю дальнейшую жизнь: неожиданно закружилась голова, и все, что было вокруг, поплыло перед глазами. Качалась под ногами земля, люди качались вокруг и деревья… На протяжении многих, уже взрослых лет, неотвязно преследовал призрачный привкус и запах малины, вызывая неприятные ощущения, если случалось попробовать данную ягоду, или конфету с такой же начинкой.
Лежа на полке, с невольной улыбкой еще вспоминал, как будучи маленьким пел «хулиганские» песни, «жалостные», или смешные, «лихие» частушки на потребу собравшейся уличной публики, не вдаваясь особо в подробности текста и смысла того, что имелось в репертуаре.
– Когочка, спой про Лазаря! – просила неугомонная публика, – и маленький, смуглый, как цыганенок, он пел, старательно исполняя куплеты, выводил строку за строкой, оставаясь при этом серьезным, сосредоточенным, чем еще больше смешил, раззадорив, веселую, взрослую публику. Иногда получал за это в награду к неописуемой радости горсть семечек, яблоко, пару конфет.
Бывало по праздникам, или в воскресные дни, носился по улице с ватагой сверстников – сорванцов, подбегал к разодетым нарядным гуляющим парам, кампаниям девушек, совершающих прогулку с букетом в руках: – Дай