У величественных ворот с позолоченным гербом британской империи Бартона встретил чрезвычайно важного вида швейцар в высоком цилиндре и в сверкающем золотым шитьём мундире с «адмиральскими» галунами на рукавах.
Критическим взглядом он осмотрел демократичный твидовый костюм явившегося сюда прямо из редакции молодого человека и вежливо предупредил:
– Простите, сэр, но позволю себе напомнить вам, что наступает вечер. – это тактичное замечание означало, что этикет требовал от гостей приходить после шести вечера в вечерних смокингах.
– Я знаю, Шон, – весело ответил Бартон. – Обещаю, я долго не задержусь в «логове» – ровно без пяти минут шесть меня уже здесь не будет.
– Нисколько не сомневаюсь в вашем слове, сэр – с большим чувством собственного достоинства кивнул швейцар.
Парковой дорожкой привратник повёл запоздавшего гостя к входу в здание, над портиком которого красовалась скульптура богини Афины. По дороге Уильям, только недавно вырвавшийся на волю из тюрьмы под названием университет, с удовольствием размышлял о том, что если он прямо сейчас сойдёт с дорожки на траву, то этот суровый швейцар не посмеет ему и слова сказать. А если он захочет улечься на лужайке, то сопровождающий его архангел будет просто терпеливо ждать, стоя над ним с постным выражением лица. Одним словом – свобода!
Жизнь в Кембридже состояла из одних условностей, исторических традиций и разных глупых запретов. Например, студентам даже в летнюю жару необходимо было присутствовать на лекциях только в мантиях. Бывали даже случаи, когда и студенты, и профессора, вынужденные на протяжении нескольких часов парится в толстых длинных декоративных одеяниях, теряли сознание.
Или чего стояли невыносимо длинные ежедневные совместные обеды, проходящие пр свечах в старинных высоких залах со столами, уставленными музейной утварью. На таких мероприятиях под постоянными критическими взглядами воспитателей даже еда превращалась в экзамен по этикету и в конечном итоге – в изощрённейшую из пыток.
А прекрасные зелёные лужайки Кембриджа! Их имели право топтать только те, кто принадлежал к привилегированной касте профессорского корпуса. И не дай бог, какому-нибудь замечтавшемуся школяру ступить на запретную травку!
Нет, всё-таки правы философы: если хочешь понять что такое счастье, сначала узнай обратную сторону жизни…
Они поднялись по беломраморной лестнице, проследовали через анфиладу почти пустынных в этот час комнат, напоминающих Уильяму