– Галль считал, что мозг работает как единый орган, и если что-то вышло из строя – всей конструкции каюк. Но эта теория была отвергнута, когда Вернике предположил: за речь отвечает левое полушарие.
Александр Николаевич подскочил на месте, как жеребец, которому на одно место клеймо внезапно поставили:
– В тысячу восемьсот семьдесят третьем году он доказал это на пациенте, перенесшем инсульт!
Вера, отмахнувшись от Белозерского, тем не менее согласно кивнула. Иван Ильич и Матвей Макарович внимательно следили за княгиней и ординатором. Признаться, врачи сейчас не замечали и Ивана Ильича.
– Не просто предположил, а пошёл в предположениях дальше. Но вот последующие предположения доказать не смог, – Вера глубоко затянулась, выдохнула горький дым. Матвей Макарович помахал ладошкой. Он сам курил, но ему хотелось видеть Веру Игнатьевну. Она обратила внимание на причудливые движения дыма. – Погода, что ли, меняется?
– В Питере-то? – вставил Иван Ильич, тоже отметивший эдакий кунштюк с дымом, но лишь пожавший плечами. – Тут она всегда чудит.
– Так вот: речь, счёт, анализ, логика, житейская надёжность – это левое полушарие. Нашему замечательному Матвею Макаровичу Громову никогда и не нужно было правое. Он запросто обходился исключительно и только левым.
– Так что же сейчас произошло, – воскликнул Белозерский, – если до того без нужды было?
– А сейчас никакой загадочной нейрофизиологии, которой бредит наш славный Порудоминский. Включилась простая физика. Механика. Санитарная техника, если угодно. Опухоль проросла основание черепа, питающие сосуды, ствол. Вот двигательные функции и нарушились. Но он ещё мыслит. Пока ты наблюдал за тем, с какой частотой он моргает, я следила за выражением глаз: он мыслит. Он хочет до нас что-то донести! Он пытается с нами поговорить!
– Вот тоже мне озарение! – недовольно буркнул Матвей Макарович. – Пытаюсь донести, что не надо мне в башке ножом орудовать.
– А если мы ошибаемся, и его свалило по другой причине?
– Следовательно, мы существуем, – усмехнулась Вера. – Чем даём шанс на полноценное существование нашему замечательному Матвею Макаровичу! – Вера Игнатьевна указала папиросой в сторону палат.
Матвей Макарович внимательно посмотрел на папиросу:
– Не там я! Здесь я, черти! Иван Ильич, хоть ты скажи, о чём они, а?!
Вера, внезапно отшвырнув папиросу, рванула обратно в клинику. Белозерский, понятно, за ней. Иван Ильич пожал плечами:
– Кто их, холер, поймёт, о чём они балаболят?
Вера Игнатьевна приняла решение. Прежде, когда опухоль была видна только на рентгеновском снимке, а Матвей Макарович был внешне здоров, именно Александр Николаевич желал оперировать славного бригадира Громова. Теперь ординатор Белозерский испугался. Но главой