Громова неимоверно гордилась Матвеем Макаровичем. Они так давно были вместе, не переставая любить, как в первый день, что стали одним целым. Алёна Степановна не слыхивала об андрогинах, а Матвей Макарович хотя и читал диалог Платона «Пир», но глубоких смыслов в нём не усмотрел, он и так понимал, что исцелить человечество может только единение в любви. Счастье – это любовь плюс системная модернизация всей страны по Столыпину[27].
Матвей Макарович сел на кровати. Неспешно потянулся, зевнул, перекрестил рот. Поднялся и пошлёпал на кухню. Алёна как раз накрывала на стол. Он обнял жену, как обнимал её каждое утро, подкравшись сзади. Она всегда ждала этой нехитрой ласки, в которой изящества было много больше, нежели могло показаться. Супруга не среагировала! Вот тебе на!
– Доброе утро, Алёна Степановна! – громогласно-шутливо произнёс Матвей Макарович, успев с перепугу перебрать все свои возможные прегрешения. За всю жизнь Алёна, может, дважды не откликалась на его утреннее объятие. Да и то это было совсем по молодости. Матвей Макарович игриво шлёпнул её пониже спины. Алёна Степановна осталась равнодушной. Притом выражение лица у неё было самое довольное, она поправляла и без того идеально расставленные приборы. Улыбаясь, повернулась к печи – пора было доставать румяные сырники.
– Что ж не слава богу, Алён?! – пробормотал растерявшийся Матвей Макарович. Но тут же взял себя в руки и пошёл на жену в атаку с объятиями, лукаво усмехаясь: – А ввечеру довольная была. Никак, приснилось что? Как было, помню, приснилось тебе, что у меня с Зинаидой шуры-муры. А я знать не знаю, что за Зинаида такая. Я за твои, знаешь, фантазии, Алёнушка, ответственность несть отказываюсь.
Супруга ловко выскользнула из его захвата, даже горячий противень его не ожёг, хотя коснулся. Пока он стоял дурак дураком, жена ловко переложила сырники на блюдо, накрыла чистой салфеткой. И, делая вид, что совершенно не замечает его, вышла из кухни. Матвей Макарович всплеснул руками с нешуточной досадой.
– Чёртова баба! Что ж такое-то?! – и пошёл за подругой жизни, ласково воркуя: – Алё-о-онушка-а! Хоть расскажи, что тебе такое причудилось. Мне вот никогда ничего не чудится. Когда чудится – ты перекрестись, Алёна Степановна, и всё как рукой!
В коридоре Матвея Макаровича обшипела кошка Мурка, его любимица. Он к ней руку протянул, чтобы погладить, успокоить, так она вся выгнулась дугой, шерсть дыбом, глазища по пятаку. Первый раз в жизни Матвей Макарович от Мурки руку отдёрнул. А ей уж лет восемь, что ли? Ни разу неласковой не была.
– Мурка, ты-то чего?! Побесились вы, что ли, все сегодня?!
Он поторопился за женой, скрывшейся в супружеской спальне.
Алёна Степановна склонилась